Рю Мураками - Хиты эпохи Сёва [litres]

– Да потому что твое сердце только теперь открылось, – промолвила Сузуки Мидори.

Томияма Мидори согласно кивнула. И то же сделали остальные две Мидори. Но почему же их сердца открылись именно сейчас? Только потому, что они следовали своим истинным желаниям. Раньше они не понимали, чего хотят. Раньше они вообще ничего не хотели.

– Когда я была замужем, то все время витала в облаках, думала о всяких разных вещах, и сейчас я начинаю понимать, почему так было.

Подруги крутили педали катамарана, медленно пересекая мерцающую дорожку от заходящего солнца, а их волосы подхватывал и развевал вечерний бриз.

– Когда мы с мужем беседовали за обедом или просто болтали во время прогулки, я почему-то всегда думала о другом. Но тогда мне даже не приходило в голову, что так нельзя, – продолжала Сузуки Мидори, покосившись на скрывающееся за горизонтом солнце. – Ведь с мужем приходится разговаривать о многих вещах, верно? А поскольку детей у нас не было, муж постоянно рассказывал мне о своих сослуживцах: что один из его коллег, который как-то заходил к нам в гости, оказывается, болен раком; что парня, поступившего на службу одновременно с ним, обманула хозяйка некоего клуба, повесив на него огромный кредит, и теперь жизнь бедолаги превратилась в настоящий ад, ну и прочие подобные истории. А еще у нас была кошка по имени Фу Минь, мы дали ей китайское имя, потому что она была наполовину сиамская; мне тогда только перевалило за двадцать, и я совсем не желала выглядеть скучной домохозяйкой, у которой только и разговоров, что о передачах по телику, так что я в основном старалась рассказывать о Фу Минь, но даже когда мы вместе смеялись над проделками нашей кошки, я все равно думала о чем-нибудь другом. «Вот сегодня, – рассказывала я мужу, – Фу Минь погналась за мухой, вспрыгнула на кофейный столик, но нечаянно приземлилась на видеокассету, поскользнулась и чуть не свалилась на пол!» И в это самое время мыслями я витала совсем в другом месте, думала обо всяких глупостях. Например, о том, как утром, когда я провожала его до станции, мимо прошла высокая женщина в костюме, и он несколько секунд на нее глазел, и я решила: «Так вот какой тип женщин ему действительно нравится!» Подобные мысли превращались в своего рода навязчивую идею, которая все больше и больше укреплялась в сознании, и в конце концов я начинала ненавидеть собственного мужа. Мне было не с кем поговорить о таких вещах, так что оставалось только жалеть себя и тянуть лямку дальше. И даже когда мы сидели рядом и смеялись над историями о Фу Минь, эти мысли продолжали крутиться у меня в голове. Каждый раз в присутствии мужа меня одолевали сомнения, и наконец я начала думать, что сама виновата, что я плохая жена, но и об этом не могла ни с кем поговорить. А потом, через полгода или год. Фу Минь заболела этим самым гидро-пери-что-то, когда в животе скапливается вода, и умерла, а после ее смерти мне стало не о чем разговаривать с мужем. Не то чтобы я так уж горевала из-за Фу Минь, но будто голова сделалась абсолютно пустой. Я хочу сказать, кошка была ни при чем. Беда в том, что я никогда не рассказывала мужу, о чем думаю на самом деле. Да, пожалуй, я сама виновата, но у меня вечно так. Я не умею заниматься чем-то одним и думать только об этом. Даже, простите, во время секса у меня появляются посторонние мысли. Я понимаю, это просто ужасно, и в конце концов мне стало так противно, что я подала на развод. И даже расставание не решило проблему. Зато теперь… самое удивительное, что теперь все изменилось.

В лучах заходящего солнца западный склон Фудзиямы окрасился лиловым, почти лавандовым цветом.

– Все изменилось…

Ветер стих, и по стеклянной поверхности озера протянулась длинная тень лебединого катамарана, словно предвещая скорый приход темной ночи.

– Есть на свете место, – задумчиво произнесла Сузуки Мидори, вспомнив фразу из какой-то книги, – где ночь считается живым существом, фантастическим зверем. Не день теряет свои краски, а приходит зверь по имени ночь и пожирает весь мир.

Маленький бар, который они искали, притулился в узком проулке между станцией велопроката и сувенирной лавкой. Заведение, зажатое между кофейней и прилавком с лапшой, можно было опознать только по старомодной вывеске над незастекленной дверью.

Нужный им человек уже был здесь и угощался виски «Сантори олд» со льдом и содовой. Когда Мидори отворили дверь и заглянули внутрь, он помахал им рукой и произнес: «Привет! Сюда, сюда идите!» От самой макушки и до подошв лакированных штиблет он излучал, наряду со слабым запахом пота, ауру человека, которому не везло с дамами, не везло абсолютно и бесповоротно.