Кен Кизи - Когда явились ангелы [litres]

– Энтропия, – прошептала она за ладонью, как партизан, сообщающий важный секрет под самым носом у противника, – возрастает только в замкнутой системе. – Потом выпрямилась и заговорила в полный голос: – Больше того: поющий рыбак из Флоренции симпатичнее звучит, чем паленый хряк из Канады.

– Намного, – согласился я.

Она ответила коротким кивком. Лицо снова приняло хмурое выражение. Ни слова не говоря, она круто повернулась и прошагала самостоятельно мимо ожидавшего помощника, через вестибюль, и за дверь, и к седану, величаво или настолько величаво, насколько это возможно для мосластого, возможно, безумного, почти слепого, с наполовину зелеными волосами существа из другого измерения.

– Если окажетесь в Маунт-Нево, – крикнул я ей вслед, – моя фамилия в адресной книге!

Она не обернулась. Помощник нагнал ее, но она презрела его помощь. Она споткнулась, сходя с тротуара, но схватилась за заднее крыло, ощупью добралась до ручки на двери и влезла. Только тут я спохватился, что, величественно удалившись, она забыла свою трость.

Когда я выбежал, они отъезжали. Я махал оперенной тростью, но она меня, конечно, не видела. Я хотел посигналить утенком, но они уже были у ворот, а транспорт сильно шумел.

Притом я понял, что именно такого гостинца от меня ждут дома. Как удачно. Калеб будет в восторге. Будет хвастаться, махать ею, вертеть, дудеть. Одноклассники будут восхищаться, захотят такую же. Когда поедут в «Волшебное королевство», будут искать ее во всех сувенирных лавках на Мейн-стрит, спрашивать во всех справочных киосках…

А потом, однажды ясным, голубым, прозрачным утром – чудо спроса и предложения, – нате и вам.

– Я оуительно горд тем, что я здесь! – орет Мофо.

Это первое, что я услышал три дня назад, вернувшись из Флориды и увидев их здесь, – и слышу с тех пор постоянно при каждом удобном и неудобном случае, только с разными ударениями: «Я оуительно горд тем, что я здесь» или «Я оуительно горд тем, что я здесь ».

– Я тоже, – откликается малыш по прозвищу Большой Лу. – И буду так же горд, когда уеду. Если жара отпустит уехать с миром, я буду и горд, и доволен.

Нынче закон запрещает ездить на мотоцикле по штату без шлема. Их отчитывал один полицейский за другим от границы Орегона с Калифорнией.

– Пусть, бля, отвянут, – говорит полуторастакилограммовый по прозвищу Маленький Лу. – Мне надоело выслушивать всякую херню от этих пидоров в мундире. Особенно когда он один, а нас тридцать. Кто силен, тот и прав, так?

– Точно, бля, – отвечает Большой Лу.

– Я точно знаю, что его преподобие Билли Грэм говорит: кто прав, тот силен. Так что сила должна быть в тридцать раз правее?

– По-моему, да, – говорит Большой Лу, лежа ничком на дворе, два метра и одна шестая тонны пыльного мяса и кожи. – Но я одно знаю: после Сан-Франциско у меня тридцать мозолей на жопе.

Секунду спустя – мерный смех. Он доносится со двора и с бетонной площадки перед моей мастерской, где подвергаются разному ремонту многочисленные «харлеи». Не понимаю, смеются ли над арифметикой Большого Лу или над очередной какой-то остротой насчет того, что я печатаю на машинке.

– А я вам скажу, что у меня, – раздается густой голос, принадлежащий тому, кого они зовут Ужасным Гарри. – У меня есть тормоза, черт, а я не знал!

В доказательство раздается рев мотора, храп разворота на триста шестьдесят градусов с тормозом, и вздымается жуткий столб пыли.

– Видали? Тормоза! Утром, когда возвращался от механика, эта цыпа голосует. Я – по тормозам, намертво, мля! Когда остановился, смотрю – она стоит там со своим розовым пузиком навыпуск, и резиновый след на полкилометра от нее тянется. Верно, скажи, цыпа?

Цыпа не отвечает, а Румиочо кудахчет свое:

– Верно.

– Слыхали? – хрипит Гарри. – Он говорит: «Верно». Этот малый хиповей вас всех, поносники. А, Попугай? Я бы запаял тебе очко, если бы ты не был другом семьи, га-га-га…

Ужасный Гарри не самый большой в стае, но потенциально самый опасный. Он сказал мне, что пять дней в неделю работал охранником, поддерживал порядок в торговом центре округа Марин, поэтому должен в пять раз больше бузить по выходным в качестве компенсации и по праву Ангела. Он невысокий, но тяжелый и твердый. Он идет, качая твердым брюхом, с тяжеловесной легкостью борца сумо. Говорит как наполовину полоумный, только глаза выдают насмешливый злой ум. Быстроту. В минуты откровенности признается, что проучился два семестра в Калифорнийском… а свалил потому, что учебный темп был для него слишком нудный. Скалится на меня, стучащего за окном: «И это самое быстрое, как ты можешь печатать?»