Кен Кизи - Когда явились ангелы [litres]

– Значит, это вы полевой писатель-призрак? Лихо. В газете писали, что письмо было совершенно неразборчиво.

– Темно было! И почерк плохой – руки дрожат.

– А тогда днем все было очень разборчиво, – заметил я.

Хотелось, чтобы она продолжала говорить. Она зарделась от комплимента и стала раскачиваться взад-вперед, обняв колени.

– Я тогда хорошо торчала, – сказала она. – Кроме того, я декламирую лучше, чем пишу.

Она покачалась еще, задумчиво хмурясь и глядя перед собой. Солнце почти ушло за гребень на той стороне реки, и освещение в комнате стало мягче. Хромированные рамы приобрели цвет сливочного масла. Вдруг она хлопнула в ладоши.

– Вспомнила! – Она наставила на меня палец. – Где я видела вашу меланхолическую физиономию: на супере вашего романа, черт возьми. Тоже, скажу вам, лихо!

Она опять стала раскачиваться. Я не удивился бы, если бы она засунула в рот большой палец.

– Я тоже немножко писатель, – объявила она. – Когда не что-то другое. Сейчас, например, я астральная путешественница в дрейфе. И в глубоком – после двух дней на пансионе у мисс Бил.

Я сказал, что не в таком уж глубоком по сравнению с теми, кого я здесь видел. Она опять порозовела.

– Я припрятываю транквилизаторы за щекой, – призналась она. – Никогда ничего у них не глотаю. Смотрите…

Она пошарила между обтрепанными кедами, подобрала большой осколок стекла, закинула его в рот и сделала глотательное движение. Потом широко открыла рот, показывая, что там – ничего, кроме языка и зубов, и через секунду выплюнула осколок, звякнувший о новую плитку.

– Хотите знать, почему меня сюда притащили? Потому что я съела три оранжевых ЛСД и маршировала в холле Капитолия. Хотите знать, почему я так завелась? Праздновала завершение моего нового романа. Хотите знать, как называется?

Я ответил, что да, хочу знать название ее романа. Я не мог отделаться от чувства, что кого-то тут разыгрывают, но мне было все равно. Я был очарован.

– Я назвала его «Гениальная девочка-подросток захватывает мир». Не очень поганое название, а?

Я признал, что встречались и похуже, особенно у первых романов.

– Фиг вам первый! Это мой третий, ясно? Первый назывался «Любовь желторотая», а второй – «За-зря свободы». Легковесные оба, дерьмо, сама понимаю. Юношеские сопли. Но в «Гениальной девочке» есть заряд. Да, хочу спросить! Мой издатель хочет переиздать два первых и выпустить все три в комплекте. Но я сомневаюсь. По-вашему, стоит – как романист романисту?

Я не знал, что ответить. Серьезно она говорит, или врет, или ненормальная, или что? Говорила как будто серьезно, но это может быть так же, как она хмурится. И не оставляло ощущение, что мне вешают лапшу. Я ответил вопросом на вопрос:

– Кто вас издает?

– «Бинфордс и Морт».

Если бы она назвала большое нью-йоркское издательство вроде «Кнопфа» или «Даблдея», я бы состроил рожу и понес галиматью. Но «Бинфордс и Морт»? Это маленькое издательство классной исторической литературы, почти неизвестное за пределами Северо-Запада. Стала бы она ссылаться на него, если бы врала? С другой стороны, стали бы они с ней связываться?

– По-моему, «Бинфордс и Морт» плохого не посоветуют, – веско ответил я, пытаясь заглянуть ей в глаза.

Окуляры не позволяли. Надо было проверить ее иначе.

– Ладно, Гениальный подросток. У меня к вам тоже вопрос.

– Только быстро, писатель. Кажется, моя колесница подъехала.

Действительно, у знака «Не парковаться» остановился черный седан. Наверное, она услышала. Из машины вылез молодой, карьерно-юридического вида помощник и направился к двери.

– Хорошо, быстро, – сказал я. – Хотелось бы знать, что вы думаете – с ходу, с высоты вашего умственного коэффициента – о втором законе термодинамики.

Если я ожидал, что поставлю ее в тупик, то ошибся. Она неторопливо поднялась на ноги и встала передо мной. Потом наклонилась, так что ее лицо почти прикоснулось к моему. Узкие губы стали растягиваться и приподнялись по краям. Нетерпеливые шаги водителя стихли в нескольких метрах от нас, но ни девушка, ни я не обернулись.

– Мелисса? – произнес он. – Все улажено, душа моя. Папа хочет, чтобы мы поехали в «Падающую башню» и заказали пару больших пицц – для него пепперони. Он придет, как только отделается от этой чертовой делегации флорентийских рыбопромышленников – они все еще поют блюз об ограничениях на ловлю лосося. Может быть, другую – с канадским беконом?..

Линзы ни на миг не отвернулись от меня. А губы все растягивались, и казалось, улыбка сейчас расколет голову пополам. Румянец залил щеки и шею, глаза выпорхнули из-за хрустальных клеток, как два шальных зеленых попугая. Она приставила ладонь ко рту, чтобы не услышал водитель.