Дюла Чак - Глемба

Старуха удивилась, а потом удивление ее перешло в испуг.

— Нет, — пробормотала она. — Ни о чем таком у нас и речи не заходило. А со мной… как-нибудь уладится. Перееду к младшей сестре. Они с мужем безбедно живут. Небось и для меня там место найдется…

— Полно, — перебил ее Коллар. — Отсюда вас выселить никто не имеет права. Нету такого закона! Если, конечно, ваш хозяин не оставил другого распоряжения на этот счет. Хотя… с какой бы стати ему это делать? Ведь вы, насколько мне известно, жили с ним душа в душу.

— Да, — прошептала старуха. — Хозяин был очень добр ко мне.

Она не смогла сдержать слезы и торопливо вышла из комнаты.

Томка встал и обошел вокруг заставленную старой, обшарпанной мебелью комнату.

— Насколько я могу судить, тут нечего и передавать по наследству.

— Пенсия у него была небольшая, с нее особо не разживешься, — заметил Коллар и тоже встал, чтобы приглядеться к обстановке. — Если не ошибаюсь, у него сестра в Дебрецене. Надо скорее известить ее.

— Может, дать некролог в газету? — предложил Коллар. — И вообще, как видно, придется нам с тобой заняться его похоронами.

Приятели снова сели рядом и принялись составлять перечень дел и план действий.

В скором времени снова появилась старуха, держа в руках какой-то мятый конверт.

— Не зря вы меня о завещании спрашивали, — начала она. — Я после вспомнила, хозяин еще несколько месяцев назад передал мне этот конверт, да, помнится, и адресован он вам, господам Коллару и Томке. Я-то сама плохо вижу…

Коллар выхватил у нее конверт и взглянул на надпись. Действительно, письмо было адресовано им обоим, но с такой оговоркой: «Вскрыть после моей смерти».

— Э-э, вот что… принесите-ка нам еще чаю.

— Гм, любопытно, — промычал Коллар, когда старуха послушно удалилась на кухню.

Он задумчиво вертел в руках конверт. На мгновение у него мелькнула мысль: быть может, покойный сообщает им о каком-то своем утаенном имуществе? Коллару приятно было потешить себя этой мыслью.

— Давай вскроем, — нетерпеливо сказал Томка.

— Читай ты.

Коллар протянул ему конверт. Томка нацепил на нос очки, вскрыл конверт и принялся читать:

— «Дорогие мои друзья! Вы были самыми близкими мне людьми в моей непутевой жизни и потому примите мое последнее и искреннее признание. Мне не будет покоя в могиле, если вы не простите мне грех, содеянный против вас…»

— Грех? — переспросил Коллар.

Томка тоже удивленно пожал плечами, но, заинтригованный, тотчас принялся читать дальше:

— «…Желая мне добра, вы уговаривали меня расстаться с холостяцкой жизнью и обзавестись семьей, я же неизменно отклонял ваши предложения. На то была у меня веская причина. Я думаю, вас удивит мое сообщение о том, что втайне я вел жизнь женатого человека, причем одновременно у меня были две женщины…»

— Чушь какая-то! — опять перебил Коллар.

— Мертвые не лгут, — тихо возразил ему Томка и снова вернулся к письму: — «Однако, как ни дороги были мне эти женщины, после десятилетней связи наши интимные отношения прервались, поскольку обе они стали для меня невыносимы. Дело в том, что обе были замужем и обе склоняли меня к тому, чтобы я законным порядком отторг их от опостылевших мужей и разделил с ними не только ложе, но и свой кров. Однако сделать этот шаг было невозможно — и не только в силу моего принципа независимости, но и потому, что мужья этих дам являлись самыми близкими моими друзьями. А дружбой с вами я всегда дорожил больше всего на свете! Да, я слишком дорожил дружбой, чтобы принести ее в жертву женским прихотям…»

Коллар вскочил и резкими шагами заходил по комнате. Не в силах произнести ни слова, он метался из угла в угол и фыркал, как разъяренный кабан. Томка же не мог пошевельнуться.

— Есть там еще что-нибудь? — наконец прохрипел Коллар.

— Тебе этого мало? — прошептал Томка, не сводя глаз с листа, дрожавшего в его пальцах. — Дальше нет ничего существенного. Так, дружеское приветствие…

Коллар подскочил, выхватил у него письмо и перечел его. Потом швырнул письмо на стол, подойдя к окну, заложил руки за спину и взглянул на шумный проспект внизу. Мысли в голове проносились с такой быстротой, что он невольно схватился за виски. Коллару вспомнилась его дряхлая, немощная жена, которая теперь едва добирается от кресла до кровати, но в былые времена славилась своей красотой. И этот ее невинный, исполненный преданности взгляд — о, коварная бестия! Когда-то ее буквально приходилось упрашивать, чтобы она была поприветливее с господином Хрушкой, ведь он, бедняга — как было известно между приятелями, — невероятно застенчив и так нуждается в женском участии…