Дюла Чак - Глемба

— Бабушка, — сказал мальчик, опускаясь на колени перед старухой. — Дорогая бабуля, расскажи мне, пожалуйста, о странствующем рыцаре.

Он взял ее руку в свою и почувствовал, что старушка ответила на его рукопожатие.

— Ты знаешь, бабушка, кем я хочу стать? — спросил он со слезами на глазах. — Я хочу стать странствующим рыцарем, который никогда не получит никакого царства, а всегда останется бедным, чтобы поступать по справедливости. Хорошо я придумал, бабуля?

Когда они выехали за околицу, уже стемнело. Лаци — в наказание — сидел на заднем сиденье. Он забился в самый угол и мрачно глядел прямо перед собой. Главный камергер стоял перед ним навытяжку, внимательно выслушивая последние указания, вид у него был совершенно убитый. «Я отпускаю тебя, мой верный слуга, на все четыре стороны, — проговорил Лаци срывающимся от волнения голосом. — Ты служил мне верой и правдой, но теперь я отпускаю и тебя, и других преданных мне людей, потому что я отправляюсь странствовать».

Мать Лаци сидела впереди и тихо всхлипывала.

— Теперь ты будешь реветь всю дорогу? — раздраженно спросил муж. — Ну и семейка…

Вообще-то он не очень злился: с мотором, к счастью, ничего страшного не произошло. Он неплохо работает. Хотя карбюратор все-таки надо будет проверить.

Перевод С. Фадеева.

Большой зал, где трудились семнадцать бухгалтеров, полнился привычным рабочим гулом. Монотонный ритм его вдруг прорезал визгливый женский голос:

— Коллега Коллар! К телефону!

В дальнем углу из-за стола поднялся пожилой человек и нерешительно посмотрел на женщину; та подняла над своей неимоверно пышной прической телефонную трубку и размахивала ею, точно кнутовищем.

Коллару редко звонили, и оттого он пересек зал в некоторой растерянности. Взволнованный и плохо различимый женский голос сообщил, что умер господин Хрушка.

— Как умер? — воскликнул Коллар и, чуть отстранив от себя телефонную трубку, недоверчиво взглянул на нее.

Женщина на другом конце провода повторила горестную весть, затем плаксивым тоном добавила:

— Приходите, пожалуйста, а то я прямо не знаю, что делать.

— Когда это случилось? — спросил Коллар.

— Полчаса назад, — ответила женщина. — Я занималась уборкой в соседней комнате, и радио было включено на полную громкость, — торопливо продолжала она. — Перед этим, когда я ему завтрак подавала, он еще шутил со мной, а потом вот вдруг…

— Ладно, сейчас приеду, — прервал ее Коллар и положил трубку.

Он постоял с минуту, печально уставясь перед собой; под глазами его резко выделялись отечные мешки. Затем он начал было стаскивать серые нарукавники, но тотчас же спохватился, а вдруг его не отпустят с работы, и поправил их как положено.

— Если меня будут спрашивать, я у начальства, — сказал он женщине с пышной прической. — Очевидно, мне придется уйти, — торжественно добавил он и даже выпрямился.

Осторожно постучав, Коллар вошел в кабинет начальника и выжидательно остановился, так как начальник по обыкновению заставлял своих подчиненных ждать. Наконец он оторвался от бумаг и, озабоченно нахмурив лоб, поднял глаза на старика.

— Слушаю вас.

Коллар вытянулся и ловко, почти по-военному, щелкнул каблуками.

— Прошу разрешить мне отлучиться на несколько часов. Сейчас сообщили, что мой старый друг… скончался. Он был холостяком, так что некому теперь… позаботиться о нем.

Начальник благоволил к Коллару — тот был старательным работником, и, кроме того, ему импонировала несколько старомодная чиновничья почтительность, которая сквозила в каждом жесте пожилого бухгалтера. Глубокие складки на лбу разгладились, и начальник кивнул.

— Конечно, идите. Выражаю вам соболезнование.

После чего начальник снова уткнулся в бумаги. Старик принял позицию «вольно», однако не двинулся с места.

— Возможно, вы его помните — это коллега Хрушка… Всего полгода назад он работал у нас, будучи уже пенсионером. Может… учреждение возьмет на себя расходы, связанные с похоронами?

Начальственный лоб снова пошел морщинами.

— Похороны за счет учреждения?.. Не думаю, чтобы в данном случае для этого имелись основания. Вот разве что венок… Поговорите с Лантошем, можете сослаться на меня.

— Слушаюсь!

— И… разрешаю вам сегодня не возвращаться на работу. Еще раз примите мои соболезнования.

Квартира покойного Хрушки была просторная, но неуютная. Во всех комнатах царил полумрак, не считая гостиной, выходящей окнами на Большое кольцо и поэтому невыносимо шумной.