Дюла Чак - Глемба

— Она даже красива, — изумленно прошептала жена аптекаря, хорошенькая блондинка, много моложе мужа. Вся эта суета выманила ее из соседней комнаты, которую по просьбе аптекаря открыл для нее управляющий: чтобы она смогла побыть там отдельно от мужчин в эти смутные, тревожные дни.

Аптекарь недовольно взглянул на жену, потом смущенно и как бы извиняясь обвел взглядом присутствующих.

— Все же будет лучше, моя дорогая, — уже начиная сердиться, сказал он, — если вы удалитесь. Это зрелище не для вас.

И он попытался ласково подтолкнуть ее к двери, но женщина не вышла из комнаты, а, наоборот, с большим вниманием принялась слушать журналиста, которого вдруг охватило необычайное волнение. Он говорил увлеченно и в то же время немного важничая, будто профессор перед собравшимися на консилиум молодыми коллегами:

— Благородство этих линий не вызывает сомнений! Вероятно, это рука художника. Господа, представьте, что эта рука еще недавно, возможно, играла на рояле, рисовала, писала стихи, а может, делала операции или давала благословение. Да, возможно, это рука слуги господа…

— Но ведь это левая рука, — прошептала аптекарша.

Журналист недоуменно посмотрел на нее, потом улыбнулся со снисходительностью взрослого к лепету ребенка.

— Это не исключает моих предположений, сударыня.

Затем он перешел ко все еще не раскрытой истории появления руки. Он с увлечением выдвигал предположение за предположением — блестящие гипотезы в стиле Шерлока Холмса. Особенно подробно он остановился на версии, согласно которой эта рука упала сюда со взорвавшегося на большой высоте самолета.

— Вернее всего, — осторожно и почтительно перебил его ключник, — ее принесли сюда собаки.

Аптекарь прикрыл рукой глаза, точно у него началась мигрень, и отступил на несколько шагов. Но журналиста это разозлило. Предположение ключника настолько не сочеталось с его гипотезами и само по себе было так отвратительно, что он с негодованием отверг его.

— Ерунда! — Грубо оборвал он ключника. — Тогда на ней были бы видны следы собачьих зубов.

Ключник все же решился возразить:

— У нас есть такие собаки, которые по десять километров носят в зубах птичьи яйца.

— Сколько могут стоить эти кольца? — опять подала голос аптекарша.

Журналист снова смерил презрительным взглядом ключника, затем сдвинул на лоб очки и низко склонился над рукой, чтобы получше рассмотреть кольца. Но в этот момент погонщик буйволов, который до сих пор стоял в стороне, но беспокойно следил за всем происходящим, протиснулся к столу. Погонщик был грязный, оборванный, из его беззубого рта текла слюна. Он принялся энергично жестикулировать, издавая какие-то гортанные звуки, но никто не мог понять, чего он хочет.

— Он говорит, — перевел ключник, — что не отдаст кольца. Он их нашел, и они его…

— Варварская точка зрения! — взвизгнул журналист. — Объясните ему, что это варварская точка зрения!

Теперь и майор протиснулся между кресел и присоединился к собравшейся вокруг стола группе. Он подошел очень близко к аптекарше, так близко, что от его дыхания зашевелились золотистые кудряшки у нее на затылке, и с отчаянной лихостью обхватил горячей потной рукой ее широкие крепкие бедра.

Аптекарша вздрогнула, но руку не отвела. Желание, охватившее их обоих, достаточно ясно читалось во взглядах, которыми они обменивались в течение дня.

Журналист решил уже больше не приводить бесплодных аргументов и вынул желтый кожаный бумажник. Вытащил из него купюру в сто пенгё и сунул ее бормочущему что-то погонщику буйволов.

— Объясните ему, — приказал он ключнику, — это вознаграждение за находку. Сумма достаточная! Все равно он не знал бы, что делать с драгоценностями, потому что присвоить их никто не может. К ним никто не имеет права прикоснуться! Они навеки собственность умершего и вместе с ним сойдут в могилу!

— Вот черт, — прохрипел майор (он все теснее прижимался к женщине, дыхание его стало прерывистым). — Вы хотите организовать похороны руки, господин редактор?

— Да, ее нужно похоронить!

Майор уже не обнимал женщину. Он чувствовал, что растущее возбуждение невозможно унять. Оно должно было найти какой-то выход. Медленно, будто в сомнамбулическом сне, он приблизился к погонщику и встал перед ним — как прежде перед ключником, — широко расставив ноги. И, впившись взглядом в беспомощно суетящегося глухонемого, принялся ритмично раскачиваться.

— Только эти снова выроют… Они ведь такие — выроют. Один раз уже ее вырыли… Знаете, что я думаю относительно всех ваших умозаключений, господин редактор? Бредни это! Хотите знать правду? Они вырыли труп и отрубили у него руку. Или наоборот, что тоже вполне вероятно. Убили, а потом закопали того, кому принадлежали кольца. Только это от него и осталось, потому что они не сумели снять кольца… Они такие… У них теперь убивать господ — это вроде игры… Они думают, что теперь все дозволено. Не так ли, любезный дядюшка?