Наталия Ким - По фактической погоде

Два с лишним часа они показывали ей, как надо — а она никак не могла влиться. Не смогла ни в этот раз, ни в следующий. Не получалось петь с ними Матвееву, Якушеву, Дулова, Луферова, Окуджаву. Чем больше с ней возились, тем больше Куся лажала. Ребята — взрослые люди! — были все так милы, что не позволяли ни досадовать, ни ругаться, а все с большим энтузиазмом пытались применить Кусины данные к своим умениям. Много позже Куся думала, что все это делалось ими из искренней симпатии, а не потому, что она была дочерью барда, «отца-основателя», как его иногда называли. Вот чудеса, удивлялись они, одна поет чисто, а вдвоем даже в унисон не может. Почему так?.. Наконец они придумали — давали петь одной повторяющиеся припевы, точнее хвостики припевов. И все это они готовили на концерт в ДК медиков к 8 Марта.

Они разучивали песню Новеллы Матвеевой «Синее море», чуть убыстрив изначальный медленный ритм вальса, от чего слова переливались и мерцали морскими бликами, а «кенгуру с кукабарою, крабы корявые и рыбы колючие» оживали и запросто ходили и плавали по бетонному полу НИИ. Неоднократно раньше слышанная и высмеянная Кусей песня на слова Овсея Дриза и музыку Суханова про зеленую карету в исполнении «Берендеев» рождала страстное физиологическое желание раствориться в воздухе немедленно, очутиться лишней звездой в Большой Медведице, смотреть сверху вниз на прекрасную непостижимую Землю со всеми ее мышатами и ежатами. Кусе больше ничто не казалось в этих словах и мелодике приторным и пошлым, на уроках она неумело рисовала зеленой ручкой крошечную карету поверх прямых и острых геометрических углов… Ей не для кого еще было вторить словам песни Ады Якушевой «Я не хочу, чтобы ты уходил», предчувствие и желание любви тлело, мерцало, но еще не вспыхивало, и тем мучительней были для девочки-подростка эти чужие эмоции, такие понятные другим и пока недоступные ей.

Куся моталась на репетиции по воскресеньям, совершенно не понимая, зачем она это делает. Конечно, ей было приятно находиться вне дома среди взрослых людей, которые разговаривают с ней запросто и как с равной, не поучают, не делают замечаний, но это не было главным. Иногда она замолкала, просто чтобы послушать, как без ее прямого, сильного, совершенно негибкого голоса чисто звучит этот квартет, ей было горько, сладко, досадно, тяжко и радостно одновременно. Почему-то хоровые исполнения у костра не действовали так. Самозабвенность исполнения и даже старые знакомые мелодии теперь завораживали Кусю, а собственная неспособность повторить это все приводила к злобным слезам по дороге домой.

Вечером накануне концерта «Берендеи» потащили Кусю в гости в какую-то дружественную компанию. Огромная квартира с высоченными потолками, темная, заставленная книгами, завешанная картинами и репродукциями, полки, уставленные фотографиями и разными милыми безделушками, висящая на стене гитара — гриф пестрит разноцветными лентами, корпус расписан красками. Захламленная гудящая кухня, где готовились нехитрые угощения. Растерявшуюся Кусю представили двум десяткам незнакомых людей, за столом было шумно, весело, добродушно и тепло, и Кусе даже налили водки — впервые в жизни, как-то эти взрослые милые люди совершенно не задавались вопросом, сколько ей лет. Куся выпила, задохнулась и, чтобы скорей скрыть смущение, торопливо закурила. Люба подняла брови — она раньше не видела Кусю с сигаретой. «Детка, не надо бы, — сказала она ласково, — голос хрипнет, да и вообще…» И тут вдруг выяснилось, что, оказывается, после того как все поедят-выпьют, мы (для коллектива Куся была уже своей, они это подчеркивали, чтобы ее подбодрить) «обкатаем» на хозяевах и их гостях завтрашнюю программу. Куся представила, как она сейчас на глазах кучи народа облажается, но никто этого не заметит, разве что переглянутся украдкой и пожмут плечами. Слава похлопал Кусю по плечу, словно догадавшись, о чем она думает. Бородатый пожилой мужчина в полосатом свитере нагнулся к хозяйке дома и довольно громко спросил: «А эта девочка вообще кто?» — «Дочка Барда, — ответила хозяйка, понизив голос, — она теперь с ребятами поет». Голос ее звучал неуверенно, мужчина посмотрел на Кусю скептически. И в эту секунду Куся всем телом и душой ощутила, насколько она тут всем чужая. Да, они доброжелательные, открытые и просто хорошие люди, но ей не место среди них по причине избранности фамильной и наследственной, словно она по умолчанию навсегда вынужденно стоит за соседским забором и смотрит на то, как чудесно играет в футбол команда из другого двора. «Берендеи» настраивали гитары. От отчаяния она выпила еще водки и сбежала навсегда и из этой квартиры, и из «Берендеев», по дороге растерзав подаренный Пашей к празднику букетик мимозы. Шел мокрющий иголочный снег, он залеплял Кусины очки, которые запотевали от слез. Она шла оттуда, расставаясь с КСП и всей этой романтизированной простотой, суровостью и радостью, светлостью, единством помыслов и порывов. Она шла домой, к папе.