Евгений Кирьянов - Становление бытия

Всякая женщина есть сама образ бытия. Но истинный образ бытия есть та универсальная вселенская МАТЬ, которая стоит за каждой женщиной. единосущного с Отцом Сына, рождённого Матерью в духе безгрешности и И ущербное видение останавливается на очевидной подмене, абсолютизируя значимость для сакраментального акта погружения в бытие своей матери. Но истинной парадигмой нового осуществления Божественного Присутствия в мире является утверждение воплощения Божественности в мире чистоты. И профанация этого сакрального события реализуется в утрате единосущности отца и сына и подмене священного брака инцестом.

Здесь преткновение. Всякий диалог между человеком и Богом есть язычество. В нём Бог полагается объектом и, следовательно, дистанцируется, подменяя себя образом вплоть до истукана. Чтобы Бог стал субъектом диалога, его надо опознать как личность, а это невозможно для человека по собственной инициативе. Даже в истории с Неопалимой Купиной. В Веданте есть формула: «принести Брахмо в жертву Брахмо на огне Брахмо». Здесь объектность как бы аннигилируется, сокращаясь в троичном цикле. Но подлинное разрешение этой трудности состоит в Боговоплощении, когда цикл замыкается в Троице в единосущности ипостасей уже как внутренне обусловленная природа человека в Боге.

Субъект не может быть назначен (функционален), но должен быть органичен. Печать субъектности лежит даже в поклонении каменному идолу. Но это ложная посылка. Бог не сказал Моисею: «Я есть ты». В двойственности и распинается личность, лишённая полноты субъектности «для другого». И только христианская Троица снимает эту проблему, утверждая свершённость монотеизма.

Человек это рана. Иногда свежая, а иногда гноящаяся. Когда рана закрывается тем, что живо, то она исчезает. Её больше нет… И человека уже нет. Но он есть уже не как рана. Он растворился в андрогинате. Бывшее раной осталось, но в анрогине исчезло. Парадигма этому — вочеловечение Бога и «принесение Брахмо в жертву Брахмо на огне Брахмо». Человек — тень или обратная сторона. ЛИЦА ещё нет. И оборотная сторона исчезает, когда рана закрыта и появляется ЛИЦО.

О происхождении иного Единому. Источником для явления Иного может быть только само Единое. Это очевидно из невозможности предположения, что независимо осуществившиеся сущие могли бы хоть как-то иметь долю друг в друге и опознавать друг друга как существующие в отсутствие всех внешних предпосылок. Итак, Иное есть результат отражения Единого в себе.

И, поскольку отсутствуют какие-либо сущности кроме Единого, то оно и есть Единое. Это уже само по себе чревато некоторым внутренним противоречием. Фактически происходит раздвоение Единого на субъект и объект. При этом они не разное, но и не одно и то же. Но у нас нет пока необходимости в определённости в этом. Единое — образ себя в себе — Иное. Иное и тождественно Единому, но всегда выявляет себя (свидетельствует) в инаковости (как Иное). Если Иное выявляет себя как Иное, то оно выявляет себя тем самым в модусе тождественности. При этом снимается инверсионность в акте выявления. И, так выявляясь, Иное позиционирует себя в этом Единым. Что уже есть опять же в выявлении себя Иным. А если Иное выявляет себя как Единое, то в модусе выявления (свидетельства о себе) оно позиционирует себя как Иное. То есть, полагая себя в модусе выявления как Иное, свидетельствует о себе как о Едином. Но

само выявление этого есть полагание в Иное. Но всякое свидетельство Иного может быть только в модусе инаковости. Но, так выявляя себя (как иное Ино-

му), Иное позиционирует себя как Единое. Но тогда оно должно было бы позиционировать себя в модусе тождественности. И иначе ещё быть не может, поскольку в этом ещё только образуется парадигма иного и тождественного. И важно ещё раз подчеркнуть, что Иного негде априори взять, кроме как из «себя» Единому. Поскольку независимая их явленность фатально и неизбежно не имеет никаких перспектив для опознания друг друга в бытии. Нужно третье. Но оно тоже имеет проблемы в такой ситуации, поскольку априори должно иметь долю в каждом из взаимно иных. И хотя Иное не тождественно Единому, оно ему и не нетождественно. Нет ещё априорных предпосылок для этого в отсутствие всех смысловых коннотаций, кроме напрямую заявленных как априорное положение.

Сказанное выше, мне кажется, есть существенное самой диалектики. И никакие суждения именно диалектического порядка не могут обойтись без отражения в них подобного положения. Надо отметить, что исходно только Единое (Одно), а сущность не умножается. С точки зрения сущностной модусы инаковости или тождественности есть только присущности… Лица. В них Единое и претерпевает умножение, сохраняя единосущность. И объект — знак инаковости. В Ином нет ничего субъектного, поскольку оно Иное. Но в единосущности нет различия в инаковости и нет смысла в тождественности. Они «выделяются» как таковые, не делая то, из чего «выделяются», дуальным. Но в лицах есть тождественность, а потому они и