Нина Вяха - Завещание

Тату имел много недостатков, но ловеласом он точно не был. Он никогда по-настоящему не испытывал интереса к женскому полу, это его как-то не вдохновляло. В своей жизни он любил только две вещи: машины и водку. И теперь, когда он внезапно заделался фермером, у него стало оставаться крайне мало времени на его увлечения. С каждым днем он чувствовал себя все хуже и хуже, и в итоге Синикка и Тату, оба сорвались и за довольно короткое время запустили и без того маленькую ферму.

Дело было уже в июне, когда Эско, услыхав, что его младший брат обзавелся хозяйством, решил заглянуть к нему в гости, но увидев, в каком запущенном состоянии пребывают коровы, не нашел ничего лучшего, чем сообщить об этом властям. Грязные, заросшие собственным дерьмом, недоенные коровы бродили по загону и жалобно мычали. Пришел проверяющий, увидел представившуюся ему картину и выписал штраф, но ничего не изменилось, и Синикке с Тату за рекордно короткий срок удалось обратить маленькое семейное предприятие в руины.

Они никогда не мечтали стать фермерами. Они вообще мало о чем мечтали. Но так уж сложилась жизнь. И тут уже ничего не попишешь.

Последние из оставшихся в живых коровы ушли с аукциона в ноябре, и Тату смог вновь вернуться к починке автомобилей и пьянству. Синикка жила на пенсию отца по болезни, но та была настолько мала, что едва покрывала расходы на больницу. Тогда она решила переехать обратно в родительский дом, а свою бывшую квартирку над гаражом сдавать в аренду. И тут ей невероятно повезло с жильцом: одним мужиком, который был приговорен к пяти годам тюрьмы за ограбление, но получил досрочное освобождение. Мужику было лет пятьдесят. Он хромал, и каждый день было слышно как он ковыляя поднимался и спускался по лестнице. По утрам он уходил по дороге в город, может, искал работу, а может, чего еще, – Тату точно не знал, – а ближе к вечеру возвращался домой, чаще всего с магазинным пакетом в руках, при этом из пакета доносилось дребезжание бутылок, которое ни с чем не спутаешь.

Если бы не опасения Тату, что бывший зэк может изнасиловать Синикку, он бы уже давно оттуда съехал. А так он продолжал примерно половину ночей в неделю проводить у жены. При этом он старался наведываться нерегулярно, чтобы никто не смог запланировать что-то нехорошее в его отсутствие. Но спать дома у Синикки было сущим мучением. Их ссоры начали утомлять даже Тату.

Однажды вечером они принялись скандалить, как обычно, и дело дошло до рукоприкладства, тоже обычного в их отношении дела. На это раз Синикка демонстративно покидала одежду в сумку и сказала, что теперь она это сделает – бросит его и отправится на попутке к своей кузине, которая жила всего-то в паре миль отсюда. Тату, который обычно сохранял спокойствие – во всяком случае, по сравнению с Синиккой, он всегда был куда спокойнее – в свою очередь взбесился в этот вечер, потому что знал, чем она займется дома у кузины: сперва пропустит несколько стаканчиков (а точнее, очень много стаканчиков), потом примется болтать о нем гадости (в основном неправду) и в итоге найдет себе утешение в лице того хлыща, что жил в соседнем доме. Тату надоело, что после таких посиделок Синикка возвращалась домой на рассвете или даже поздно вечером и от нее пахло чужим телом, и он попросил ее, сперва ласково, а когда это не возымело никакого эффекта, то уже менее ласково – остаться дома.

Синикка отказалась. Он смотрел, как раздувались у нее ноздри, в этот момент она походила на взбелененившуюся кобылку, готовую в любой момент подняться на дыбы и лягнуть копытом. Казалось, еще чуть-чуть, и у нее повалит пена изо рта. Тату решительно встал перед дверью, перегородив Синикке дорогу. Он был гораздо выше и шире ее, так что ей ни за что не удалось бы проскочить мимо него, решись он ее не пускать. Но когда ее кулачки не возымели на него никакого действия, Синикка прибегла к тому единственно-верному средству, что всегда есть у женщины, а именно – что есть силы двинула мужу коленом в пах.

Против лома нет приема. Тату согнулся пополам, перед глазами вспыхнула молния, резкая боль тут же вывела его из строя и заставила покачнуться, но он все же услышал, как Синикка заводит двигатель, и, спотыкаясь и со все еще мелькающими белыми звездочками перед глазами, бросился к машине, готовый рвануть дверцу и вырвать ее с водительского места.

Это была машина Синикки – золотисто-желтый «Мерседес» со свалки, который Тату в свое время подговорил ее купить относительно недорого, потому что собирался помочь ей починить его. И починил – после нескольких месяцев изматывающих сборок и разборок машина снова была на ходу.