Борис Мирза - Девушка из разноцветных яблок

Я делаю усилие, и вот на земле еще один болт.

– Вы очень странный. Вы знаете об этом?

– Да. Бабушка мне часто об этом говорит. Именно такими словами. Говорит: ты очень странный.

– Ну, я не бабушка, – усмехается она.

– Это точно. Просто говорите точно так же. Еще бабушка говорит, что я инфантильный, потому что люблю вас, а не простую хорошую девушку…

Я кручу домкрат. Это нужно делать внимательно и аккуратно.

– Вы любите меня, вы сказали?

– Ваши арии. Особенно письмо Татьяны.

Достаю запаску из багажника. А в салоне у нее портрет кошки прикреплен к торпеде. Рыжая, ушастая.

– Какая ушастая!

– Это абиссинская кошка. Одна из самых древних пород.

– Красавица.

– Вы любите кошек?

Я не знаю, как ответить.

– Да. Они бывают такие живые.

– Да! И очень веселые.

– Все кошки живые и веселые, – говорю я, – потому что, когда они не живые и не веселые, это уже не кошка, а только ее измятый костюм.

– Вы очень странный.

– Да, так говорит моя бабушка.

Я поменял колесо, и теперь она роется в кошельке. Ветер растрепал ее волосы. Это тоже очень красиво. Почти как ария Татьяны.

– Вот, – говорит она и протягивает мне тысячу.

– Не надо.

– Почему?

Я не знаю, как ей объяснить это.

– Потому что на эти деньги все равно не купить отдельной квартиры, а брать ипотеку я не хочу. Скажите, ведь то, что мы встретились, это совпадение?

– Да. В определенном роде – да.

– Ну хорошо. Я очень счастлив. У меня всегда с собой ваши арии. До свиданья.

– Подождите! – Она бежит к машине и открывает пассажирскую дверь, наклоняется и роется в бардачке. Я отворачиваюсь, потому что мне стыдно смотреть. На простую хорошую девушку мне смотреть было бы не стыдно. – Вот!

Она протягивает мне CD-диск. Это ее арии, а на обложке тот самый портрет с зелеными глазами.

– Тот самый портрет, – говорю я.

– Тот самый. И здесь есть письмо Татьяны.

– Я очень счастлив, спасибо. Хотя я не смогу слушать этот диск.

– Почему?

– Потому что у меня отличный цифровой плеер, но он не проигрывает CD.

Мы молчим.

– Но пусть все равно он останется у меня. На память.

– Пусть. – Она улыбается. – Хочешь, я распишусь тебе на диске?

– Конечно! Иначе бабушка не поверит в такое совпадение!

– У тебя есть ручка?

– Нет. А у вас?

– У меня тоже нет.

– Ладно. Тогда пусть совпадение останется тайной.

Я задумываюсь и вспоминаю.

– Ведь самое важное должно оставаться тайной.

– Ты очень странный.

Я, конечно, соглашаюсь. Тут они с бабушкой правы.

Мы прощаемся. Она уезжает. А я возвращаюсь в грузовичок. Бужу напарника. Слушаю его скабрезные шутки, и мы опять едем по нашему платному шоссе. Кошки не перебегают нам дорогу. Ни абиссинские, ни простые.

Я щурюсь на солнце.

Вспоминаю о том важном совпадении, которое только что произошло. Благодарю Бога и улыбаюсь Ему.

И чувствую, что Он улыбается мне в ответ.

Когда-то давно на самой окраине Москвы – там, где кончались асфальтированные дороги, рядом с еловым лесом, с одной стороны, и большим яблоневым садом – с другой, располагался совхозный рынок. Это был ряд металлических серых столов с подведенной к ним водой и большими стоками-желобами. Наверное, для того чтобы мыть фрукты и овощи.

В октябре рынок уже не работал, из людного торжища он превращался в заброшенное, пустынное место. Вода уже не текла из кранов. Остатки битых яблок в ящиках догнивали окончательно. Пустота и тишина.

Вот туда мы и бегали с одной странной девочкой из соседней школы.

Я познакомился с ней на улице, потому что имел романтическую привычку гулять в одиночестве и мечтать. Мне нравились новые высокие башни на окраинах. Вечерами в квартирах зажигался свет, и я мог представлять тех, кто живет там. И как они живут. И…

– А там кто-то живет?

Я обернулся и увидел ее. Она была чуть постарше. Мне было тринадцать. А ей четырнадцать. Но одета она была еще совсем по-детски. Бледно-красное платье в маленькую белую клеточку, коричневая мальчишеская куртка и сапожки с двумя ремешками и застежками сверху из ближайшего магазина, какие носили многие девчонки в ту осень…

– Конечно, кто-то живет, – ответил я. Мне было тревожно и вместе с тем интересно. Опыта общения с девочками один на один я не имел.

– Я спросила, ждешь ли ты кого-то? Кто-то должен выйти? Ты все время смотришь на окна.

Я не знал, как ответить. Ее лицо привлекало и отталкивало меня. Оно состояло из двух половин. Да, я знаю, что любое лицо состоит из двух половинок, но в ее случае это были две столь разные половинки, что из них не составлялось целое лицо. Одна половина казалась вполне обыкновенным живым девчачьим лицом, а со второй что-то ужасное случилось. Вторая половина была мертвой. Все черты как будто те же, но неподвижные и чуть опущенные по сравнению с другой половиной. Особенно губы. Уголок губ, загнутый вниз. Мертвый уголок.