Дженн Беннет - Звезды в твоих глазах

– А я и не хочу, чтобы мы с тобой были здесь вместе!

– Врешь, – убежденно говорит он.

– Нет, не вру. Мне не нужен ни поход, ни вообще все это. Я лишь хочу…

Леннон без предупреждений припадает ко мне губами и довольно грубо целует. Не допуская никаких возражений. Его ладони у меня на затылке не дают даже пошевелиться. И я на долгий, протяжный миг замираю в нерешительности, не зная, оттолкнуть его или нет. Потом меня враз обдает жаром, я таю и тоже его целую.

Ох. Как же это здорово.

Его руки расслабляются, пальцы ерошат мои волосы. Нежный язык сплетается с моим. А когда мне из-за того, что задыхаюсь, приходится его оттолкнуть, он целует уголок моего рта. Щеку. Лоб. Несколько раз подбородок. Всю шею. Мочку уха… Еще чуть-чуть, и я хлопнусь в обморок от наслаждения. Он даже отгибает воротник моей блузки и целует под ним кожу. У него жаркий рот и жесткая – в самом лучшем смысле этого слова – щетина. Его поцелуи долгие, неторопливые, размеренные и очень, очень уверенные. У меня возникает ощущение, что он рисует на моем теле карту, следуя маршруту, помеченному ориентирами, которые придумал в своей голове.

В этой разведке он неутомим, я издаю непонятные стоны, отчасти повергающие в смущение. Но остановиться просто не могу. Вот мои губы упорно рвутся обратно к его коже и настигают ее, я обнимаю его руками, сильнее прижимаю к себе, вновь нахожу путь к его рту и… БОЖЕ, КАК ЖЕ МНЕ ХОРОШО.

Как я могла забыть?

Он что, в этом деле поднаторел? А я?

О господи!

Туман от водопада окутывает мои ноги, коленки подо мной подгибаются. Кости больше не функционируют. Леннон словно нажал на какой-то потайной выключатель, и теперь я полностью во власти своего организма, которому до такой степени нравится его тело, что он отчаянно жаждет увлечь его на землю, чтобы Леннон и совершил со мной свое непотребство прямо здесь, в присутствии Гласа Божьего. Я тоже желаю этого всем своим естеством. Этот момент превращает меня в потаскуху. В нераскаявшуюся шлюху. Я – бушующий пожар ощущений и чувств, от которых не в состоянии избавиться.

Вот блин! Я не могу дышать. Кроме шуток. Думаю, надо научиться сдерживать свои распутные порывы. Или как минимум подумать о том, как дышать через нос, когда целуешься.

Я пытаюсь немного успокоиться, и в этот момент в моей голове начинают нашептывать голоса. Он тебя бросил. Он причинил тебе боль.

Болтовня приближающихся туристов еще больше усиливает чувство смущения.

Я отстраняюсь от Леннона.

Он опять прижимает меня к себе.

– Сюда идут, – предупреждаю я.

– Зори, – говорит он, пока его рука блуждает по моей спине, – я хочу попробовать еще раз. Не хочу, чтобы мы были врагами. Или просто друзьями. Мне… нужно все. Ты и я. И плевать мне теперь на твоего отца. Если надо, я буду за нас бороться. Вместе мы что-нибудь придумаем. Лишь скажи мне, что ты тоже этого хочешь.

На какой-то миг я почти что уступаю и соглашаюсь, но тут смеется какой-то турист – они куда ближе, чем мне казалось, – и это рушит момент, выливая на объединившее нас тепло хрестоматийный ушат воды. И вдруг в приливе озарения я вдруг вспоминаю, что в тех же чувствах Леннон признавался мне перед вечером выпускников, когда мы решили публично признать наш Великий Эксперимент.

Получится ли у нас опять быть вместе?

А я этого хочу?

Может ли то, что он мне рассказал, изменить мое отношение к событиям прошлой осени?

Ну почему, почему у меня нет простого решения?

И наконец… Что это со мной?

– Мне нужно обо всем подумать, – говорю ему я.

Выражение боли на его лице не спутать ни с чем.

Он закрывает глаза и несколько раз моргает, собираясь с мыслями. Затем кивает и отходит назад. Теперь нас разделяет расстояние.

– Прости, – говорю я, – просто… для одного раза всего слишком много и…

И я не могу вести себя как обычный человек.

– Я знаю, – кивает он, – все понятно.

– Леннон…

На плато высыпают подошедшие туристы – группка ребят, судя по возрасту, студентов. От их смеха у меня разбегаются мысли, а между мной и Ленноном вырастает незримая стена.

– Собирайся, – говорит он, показывая на наши рюкзаки, – пойдем отсюда.

Из голоса и жестов Леннона исчезают все эмоции, он становится непроницаем.

Мне хочется кричать. Хочется взмолиться, чтобы он вернулся. Хочется остаться одной и обдумать каждую деталь случившегося. И хочется вообще ни о чем не думать.

Но я не в состоянии ничего этого сделать, поэтому мы молча возвращаемся на тропу, каждый глубоко погрузившись в свои мысли…