Татьяна Свичкарь - Мед багульника [сборник]

…За эти годы местные прошли большой путь — от каменного века к железному. По традиции они пришли пьяными. Но не с камнями, а с обрезами. И в одну минуту, их быстрые тени пронизали лагерь. Несколько выстрелов — настоящих, близких, страшных прозвучали в лесу. Местные были у костра, скользили между палаток. Их все прибывало. От выпитого они чувствовали себя злыми и бесстрашными.

Студенты укрылись в большой продуктовой палатке. Это произошло само собой. Никому не захотелось показывать смелость и встретиться с шальной пулей. Ну, посадят потом горе-стрелка — и что? Он же даже не вспомнит ничего, когда протрезвеет. А тебя — на склон оврага, под бок к неизвестному предку?

Последними приползли по-пластунски, видимо, вспомнив, как это делается в военных фильмах, брат с сестрой, Лилька с Андрюшкой.

— Кого нет? Кого еще нет? — раздавались тревожные голоса.

— Света с Асей — а эти где?

В это время приподнялся полог, в палатку вошла Ася.

— Ты живая? Где ты была? Ой, мамочка, опять стреляют!

— Завтра пишу письмо домой, — сказала Лилька, чуть слышно клацая зубами, — «Дорогая мама, живу хорошо — пока не пристрелили…»

— Доигрались, девки? — с попыткой насмешки спрашивала Ирка Прохорова.

— А Светка?

— Она кажется…поехала кататься, — растерянно сказала Ася.

— Что?!

— Я в палатке была. Там лежала, тряслась. Меня Костя нашел и сюда привел. А сам поехал ее искать.

…Света едва успела отъехать от лагеря. Бурушка шла в сторону раскопа, по тропинке над обрывом, в полной темноте, когда рядом прозвучал выстрел. Лошадь дернулась всем телом, испугавшись прежде Светы. Она могла рвануться влево, потерять равновесие, и скатиться по песчаному склону. Или встать на дыбы. Но к счастью, она шарахнулась, куда нужно было — в поле. И пустилась галопом.

Света, побелев от страха, пыталась удержать в руках поводья, и ноги — в стременах, не слететь, не грянуться о землю. Ее с размаху бросало вверх-вниз. Причуды темноты скачками неслись навстречу. Вот уже дуб. Сколько она еще продержится? Ей казалось чудом, что она еще в седле. И чудо все длилось.

И вдруг лошадь стала успокаиваться, и уже не галопом, а рысью затрусила куда-то вбок. А там — не зеленый огонек светлячка, уже привычный Свете, а красный огонек папиросы. Высокие силуэты коня и всадника.

— Света?

— Я, — ответила она, узнав Костю и испытывая ощущение «горы с плеч», — Господи, я думала, что уже все.

— Лошадь понесла?

— Еще бы, там как пальнули — прямо над ухом! А ты здесь откуда?

Под ним была Мартышка — высокая, худая, норовистая лошадь.

— Я знал, что твоя рванет, — сказал он, — И мало ли что. Ты в лагерь хочешь? Туда поедем?

Свете еще с трудом давалась речь. В лагерь? Но ведь там… Он понял.

— Поехали в объезд, во-о-н по той дороге. Да не бойся ты Бурушки, она умная. А вот эту, — он похлопал Мартышку по шее, — Когда объезжали, били поленом. Характерец у нее…

— Нелюди! А ты не знаешь, как там наши?

— Сидят тихо, как мыши, — он усмехнулся, — Парни за девчонок спрятались, так что местные их трогать не будут.

— С Аськой там, наверное, уже истерика. Я тоже удивляюсь, что еще живая.

— Да они не в тебя стреляли.

— А в кого? Друг в друга?

— Это у них называется «баловаться». Утром в деревне бабки будут говорить: «Знаешь, вчера баловались ребятишки…»

— А лошадь? Она же неслась, как сумасшедшая. Она меня даже не замечала, что я на ней. — Ты уже хорошо ездишь.

— Ты что! Меня как будто не было — сидел один ужас и кое-как держался. А ты не боишься? В смысле возвращаться?

Он думал о чем-то своем и ответил не сразу и немного невпопад.

— Возвращаться? Да, надо…Галин Иване с Еленой это тоже все надоело, наверное. Ну ладно — ты успокоилась? Так значит, езжай в объезд. Вернешься — уже все кончено будет.

Кивнув ей, он сжал бока лошади и галопом поскакал в лагерь.

Уже светало, когда весь этот кошмар кончился. Подъехав к лагерю в серых рассветных сумерках, Света увидела двух начальниц, медленно бредущих от палатки к палатке. — А где еще местные? — усталым, напряженным голосом невыспавшегося человека спрашивала Галина Ивановна, — Вот мы их сейчас вальком…

В руках у нее было нечто, что Света затруднилась бы описать, и что она сама по видимому считала грозным оружием. Глазам изумленной Светы предстала картина — из их желтой, канареечной палатки буквально выкатился местный парень с обрезом в руках, и следом выглянула донельзя испуганная Ася.

Костя у тлеющего костра что-то втолковывал рыжему Саньке — главарю местных разбойников. — Еще раз, — услышала Света, и дальше пошел какой-то жаргон, непонятный для нее, как китайский язык. Санька торопливо и часто кивал. И, судя по всему, не знал, как уйти поскорее. Света слетела с лошади и бросилась в палатку: