Эльмина Отсман - Спорю с судьбой

У моих родителей судьба нелегкая, а у меня — характер. Когда я весь рабочий сезон скиталась из дома в дом, ночуя, где придется, да плакала под сломанным трактором, меня нестерпимо тянуло домой, к родителям, к тишине и покою. Но как только я оказывалась здесь, из головы не выходили мысли о тракторе, работе. И я готова была встать чуть свет и мчаться в мастерскую проверить, как идет ремонт.

Мама, наблюдая за моими сборами, молча качала головой — такая же, мол, как отец, он тоже всю жизнь норовил от своего хозяйства бежать в колхоз. Мама ничего не говорила, не ворчала. Я видела в ее глазах только покорность судьбе, смирение перед неизбежностью событий. Она даже не спрашивала, когда я появлюсь в следующий раз. Собирала в узелочек, что было в доме повкусней, для меня на дорожку.

Я уже говорила: у нас в семье не принято открыто проявлять свои чувства. Возможно, оттого что жизнь не баловала нас своими радостями, мы научились не на словах, а в делах выражать свое отношение друг к другу. И этот маленький узелок, в который были собраны теплые пышки из серой муки, кусочек сала, несколько картофелин, был выражением преданной материнской любви, ее понимания.

Несмотря на то что все мы самостоятельно утверждали себя в жизни, мама для нас всегда была той надежной пристанью, куда мы могли вернуться, найти покой, тепло, участие. Это очень важно, когда человек имеет такую пристань. Она дает ему возможность прорываться вперед, дает уверенность в собственных силах.

В то время мне это было особенно необходимо. Я мечтала о большой настоящей работе. Каждая книга, прочитанная в то время, была для меня окном в другой мир. Книжных героев я все время сравнивала с собой, их судьбы со своей судьбой. Простые парни и девушки любили, работали, становились героями. Чем я отличаюсь от них? Этот вопрос я задавала себе постоянно. Знала, что могу работать много, увлеченно. По результатам осенней пахоты, даже такой трудной, я была одной из первых по МТС. И в газете обо мне писали. Так удивительно было видеть свою фамилию на газетных полосах. Но у них, героев книг, моих ровесников, все происходило так празднично. Не так, как у меня. Может, для счастья просто нужно родиться под счастливой звездой?

«Но я не смирюсь со своей судьбой. Не смирюсь», — твердила упрямо сама себе. Эта мысль стала моим вторым «я». Она заставляла меня действовать даже в те моменты моей жизни, когда, казалось, все потеряно. Это второе «я» настаивало на том, чтобы преодолевать, рушить стену, которая время от времени вырастала на моем пути к мечте.

Бессмысленное путешествие в Кехтну как будто было уготовано мне самой судьбой.

…Рано утром поезд остановился на маленькой станции Кэава. Ночью выпал снег. В сумерках просыпающегося утра он казался темно-голубым, каким-то особенно мягким и нежным. На маленькой площади у вокзала горел фонарь. Его тусклый желтый свет, смешиваясь с дневным, с трудом пробивал зимние сумерки. Возле фонарного столба стояла лошадь, запряженная в сани. Крутой было пусто и тихо. Те несколько человек, которые сошли вместе со мной на станции, разошлись, растаяли в предрассветной синеве.

Чемодан оттягивал руку, и поэтому я очень обрадовалась, узнав, что возница на санях тоже направляется в Кехтну. Он согласился подвезти меня.

Как бы оправдываясь, я стала объяснять, что сама живу в Вильянди, а теперь вот еду на курсы бригадиров. Возница молча слушал, и вряд ли мои объяснения были ему интересны, но я не могла остановиться, меня как прорвало, я говорила, говорила…

Вы на курсы, значит, нам по пути, — вдруг услышала я за спиной мужской голос.

От неожиданности замолчала, не договорив фразы. Откуда взялся этот высокий парень?

Он как будто угадал мой немой вопрос.

— Я из Килинги-Нымме. Меня командировали на курсы бригадиров тракторных бригад. Как я понял, вам туда же?

Три километра проехали незаметно. Возница молчал, а мы болтали всю дорогу, словно всю жизнь были знакомы.

С этим парнем мы вместе возвращались и назад, в Вильянди, когда узнали, что курсы перевели туда. Он ехал в Вильянди впервые, и я рассказывала ему о городе, о том, какие красивые у нас места. Он слушал спокойно, не перебивая. И от его внимательных глаз, спокойной доброжелательной улыбки было на душе легко и весело. Я смеялась каждой его шутке.