Джен Беннет - Вероятно, Алекс

В самый последний момент я поворачиваю голову и смотрю вперед – наши сиденья входят в плотную пелену накатывающего с океана тумана. Вообще-то Портер перегнул палку. Непроглядной эту серую мглу уж никак не назовешь. Мы по-прежнему видим друг друга, хотя парочка впереди теперь просматривается не так отчетливо, как и редкие грузовики или земля внизу. Запаха у него действительно нет, к тому же он совсем не влажный. Однако в легких от него все равно наблюдаются какие-то перемены.

– Почему здесь летом стоят такие туманы?

– Тебе в самом деле интересно?

Даже не знаю, как ответить на этот вопрос.

– Ну… думаю, да.

– Ну что же… понимаешь, туман образуется над водой от холода. А Тихий океан остается холодным по двум причинам. Во-первых, с Калифорнийским течением к нам с Аляски идет холодный воздух, а во-вторых, с океанских глубин тоже поднимается ледяная вода под влиянием процесса, известного как апвеллинг, – в его основе лежат южные ветровые течения. Океан приходит в движение, под воздействием всплывающих на поверхность холодных масс воздух остывает, а содержащаяся в нем влага конденсируется, в итоге образуя туман. Летнее солнце прогревает воздух, он устремляется вверх, и вскоре от плотного марева не остается и следа.

Я смотрю на него во все глаза. Думаю, у меня отвисла челюсть, хотя с уверенностью ничего сказать не могу.

Он чешет лоб и тихо про себя ругается, сводя на нет всю свою речь.

– Я свихнут на погоде. Это все из-за сёрфинга. Чтобы поймать наилучшую волну, нужно разбираться в приливах, отливах, зыби, штормах… Вероятно, я действительно проникся интересом к вещам подобного рода.

Я смотрю на его замысловатые красные часы для сёрферов, выглядывающие из-под манжеты куртки. По ним можно узнать погоду и рассчитать приливы. Кто же мог знать, что он у нас такой умник?

– Ты меня удивил, – говорю я, ничуть не лукавя, – если мне когда-нибудь придется что-либо списывать на уроке биологии, то такого соседа по парте, как ты, просто не найти.

– В прошлом году я посещал курсы углубленного изучения биологии и по их окончании получил высший балл. Сейчас примерно на таких же курсах изучаю охрану окружающей среды и химию, причем последнюю уже второй год.

– Гадость какая. Ненавижу науки, все до единой. История и английский – да, остальное нет.

– Ненавидишь науки? Бейли-Бейли-Бейли! У меня такое ощущение, что мы с тобой две полные противоположности во всех мыслимых отношениях.

– Что да, то да, – с улыбкой соглашаюсь я.

Не знаю почему, но от происходящего у меня кружится голова, я чувствую себя ветреной и легкомысленной.

Он смеется с таким видом, будто я отпустила уморительную шутку, и перегибается через ограничительную перекладину:

– Ну, что скажешь о нашем калифорнийском тумане? Здорово, правда?

Он складывает руку чашечкой, будто может набрать в нее немного мутной белизны.

В виде эксперимента я тоже протягиваю ладонь:

– Да, действительно здорово. Мне нравится наш туман. Ты был прав.

Весь оставшийся путь наверх мы сидим с ним вот так рядышком, пытаясь хватать руками туман.

На финише ожидающий нас механик поднимает перекладину, и мы с Портером оказываемся на воле. Поднимаемся к скалам на самую вершину. Кроме крохотного магазинчика сувениров под названием «Горшочек меда» – не хочу никого разочаровывать, но шмели никакого меда не дают, – там также есть небольшая площадка с ограждением, по периметру которой стоит несколько нацеленных на океан телескопов, которыми можно воспользоваться, бросив в щель монетку. В ясный день мы могли бы посмотреть в них на «Пещерный дворец», но сегодня увидеть что-нибудь чрезвычайно трудно, поэтому народу там топчется совсем немного. Погода стоит ветреная и холодная, особенно для июня.

Никогда не думала, что в Калифорнии она носит такой неустойчивый характер. Прошу Портера рассказать о ней побольше. Сначала, полагая, что я над ним потешаюсь, он немного протестует, но потом мы облокачиваемся на перила из кедра, доедаем последние кексы, и он рассказывает мне об океанских течениях, о приливах и отливах, о секвойных лесах и папоротниках, об экосистемах, о том, как в последние несколько десятилетий тумана стало меньше и как ученые ломают головы, пытаясь понять, почему так получилось и как это явление остановить.

Мне странно слышать, когда он все это говорит, так же странно, как видеть шрамы на его руке. Я пытаюсь сложить воедино все разрозненные фрагменты: охранник, чей острый язык на работе поднимает на смех мои туфли от разных пар; сёрфер, оттаскивающий обкурившегося дружка Дэйви с дороги; брат, чьи глаза блестят, когда он рассказывает о достижениях сестры; парень, отбивший пять, когда я схватила воришку, укравшего статую мальтийского сокола… и ботаник, которого я вижу перед собой сейчас.