Вигдис Йорт - Наследство [litres]

Когда мы ссорились, мать повторяла: «Неудивительно, что на земле все время войны, если даже вы не можете жить в мире».

Мне приснилось, будто мы с пятилетней Тале пришли в магазин со всякими швейными принадлежностями, я сматываю катушки ниток, а Тале вновь их разматывает, и когда я отругала ее, она внезапно отчитала меня в ответ, язвительно, как взрослая, так, что все вокруг слышали, выбранила меня, словно я была худшей матерью на свете. Я не понимала, чем заслужила такую выволочку, такое пренебрежение, а потом Тале сообщила сотрудникам магазина, что я украла несколько катушек, она предала меня и хотела причинить мне боль, и мне было больно, я расстроилась и разозлилась, боялась поступить так, как мне хотелось больше всего, – боялась у всех на глазах выплеснуть злобу, но сдержаться тоже не смогла: я рывком подняла Тале, посадила ее на стул и закричала: «Не смей так разговаривать с матерью!»

Всего одна фраза, болезненный крик, и когда он сорвался с моих губ, я вспомнила, что много раз слышала его в детстве: «Не смей так разговаривать с матерью!»

Тале расплакалась, и я видела, что она по-настоящему обиделась и расстроилась, и мне стало больно за нее, и стыдно, я обняла ее и подумала, что сейчс мы помиримся и вместе поплачем, и я наконец ее утешу. Она уткнулась мне в грудь, и мы немножко посидели так, но затем она вдруг подняла голову и прошипела: «Убирайся!»

Она ненавидела меня. Почему она меня ненавидела, что я ей сделала? Рядом вдруг появился ее отец, и Тале сказала, что она ревнует отца к его женщине.

Я поняла. Я ревновала мать – женщину моего отца. И я злилась на мать. Что она сделала? Ничего. Именно из-за этого я и злилась – она не сделала ничего. Она не видела, а я, пятилетняя, была не в состоянии рассказать про него то, чего она не хотела или не осмеливалась увидеть. Мое отчаяние и причины отчаяния заставили меня ненавидеть ее, потому что мать не в силах была меня защитить.

Юнг называет бессознательное колоссальным складом историй. Он пишет, что там есть и детская комната, но она маленькая по сравнению с огромными залами эпох, еще с детского возраста интересовавшими его намного больше, чем детство.

Я тоже хочу выбраться из детской! Помогите мне выбраться!

«Согласно Фрейду, – сказал Бу, – между коллективной яростью войны и цивилизацией, изо всех сил старающейся приручить человеческие инстинкты, существует взаимосвязь. Цивилизация выработала у людей способность подавлять инстинкты, цивилизация отрицает смерть и желание другим – в том числе и любимым – смерти».

«Значит, люди – это просто животные?» – спросила я.

«Нет-нет, – улыбнулся он, – главное – способность к самопониманию. Не отрицать иррациональные инстинкты, не переоценивать себя, а воспринимать себя реалистично, не отвергать собственные разрушительные инстинкты, а обуздывать себя, учиться жить с инстинктами и внутренними конфликтами.

«Именно поэтому в Тель-Авиве и становится не по себе, – сказал он, – то, о чем забываешь в отеле «Хилтон», то, о чем там молчат, потому что упоминать об этом неуместно, – оно на самом деле никуда не делось, и, возможно, действует даже сильнее. То, что попытались искоренить, просачивается наружу, проникает в тело общества, словно яд, все подавленное и спрятанное за внешней цивилизованностью, основанной на отрицании. Их официальный спикер сказал: «Мы не агрессивны, мы лишь защищаемся», но любая одержимость защитой содержит в себе элемент лжи, – продолжал Бу, – отдельные фрагменты действительности вытесняются, чтобы устранить болезненные ощущения, а такую систему защиты поддерживать сложно. Поэтому неудивительно, что они устали, – рассказывал Бу, – на закате, когда жители Тель-Авива снимали солнечные очки, глаза у них были усталые. Они держат палестинцев за стенами не только из соображений безопасности, но и потому, что не желают их видеть, не желают видеть в них себя, чтобы не напоминать себе о своей же унизительной истории, и еще «they cannot stand them because of what they have done and still do to them» [8] Они им невыносимы из-за того, что они с ними сделали (англ.). .

«Что мы пытаемся вытеснить и что отрицаем – вопрос, который придется задавать снова и снова, – сказал Бу, – потому что мы – это не наши высокотехнологичные изобретения, не наши научные достижения, не наша роскошная архитектура и не наше хорошо отлаженное общество в стране, премьер-министр которой однажды произнесла невероятно антифрейдистскую фразу: быть норвежцем – значит быть хорошим».