– Слушай, я знаю, мы договорились молчать об этом, и да, мне тоже грустно. Но я не собираюсь киснуть весь последний год школы.
– О чем это вы?
Алан сует в рот последний уголок пиццы:
– Будет плохо, но все кончится хорошо. Мир тесен и типа того.
– Это если нас примут, – добавляет Вэл.
– Нас примут. И где бы ни оказался Ной, до Лос-Анджелеса на самолете рукой подать.
– Если мы поступим.
Алан закатывает глаза:
– Вэл, не нагнетай. Ты рождена для УКЛА [21] Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе.
. А что касается меня, стоит им увидеть мои «велосипедки» – я в шоколаде.
– УКЛА… – шепчу я и почему-то вспоминаю, как в восьмом классе моя тогдашняя подружка бросила меня через Фейсбук: маленький голубой квадратик с традиционными «было здорово, но…» и «не готова к серьезным отношениям» – и душа сразу провалилась в кишки. Как оказалось, весь тот год только я один проживал нашу общую историю.
– Ты чего?
Я смотрю на Вэл:
– А?
Алан кладет мне руку на плечо:
– Ной, я скажу как друг, ладно? Тебе надо выспаться. А то мешки под глазами, как у…
– Большие мешки, – перебивает Вэл.
– И ты слишком часто пересматриваешь то видео со стареющей в замедленной съемке теткой, которое мы нашли с тобой на Ютубе, – добавляет Алан.
Я совершенно забыл, что он был рядом, когда я нашел исчезающую женщину, и это, видимо, читается у меня на лице.
– То есть ты думал, я не замечаю, что ты постоянно его смотришь?
Я встаю и задаюсь вопросом: что будет, если участники общей истории перестанут ее признавать?
– Мне пора, – говорю я, без лишних слов выхожу из кафетерия и добираюсь через парковку к машине, а по пути думаю только о загипнотизированной женщине с круизного лайнера, которая превратилась в марионетку, о выражении ее лица, не менявшемся день ото дня, о пустом взгляде, которым она обшаривала палубу. Не знаю, что тут творится, но если у меня к рукам и ногам привязаны веревочки – я знаю, кто их привязал.
32. Сара, досадно короткий разговор
– Ной-без-«р», а я ведь гадала, увижу ли тебя снова.
– Ага, я тоже. В смысле, увижу ли тебя. Себя-то я каждый день вижу.
– Слава богу. Ты и по трезвости такой же прикольный.
– Прости, неловко вышло. Обычно я не пью.
– Постой, так ты действительно заехал на нашу дорожку задом, когда парковался?
– Хм… да. Вот такой уж я.
– Очень предусмотрительно. Тебе точно шестнадцать лет, а не пятьдесят?
– Ну хватит уже.
– Хочешь жареного сыра? Сегодня день жареного сыра.
– День жареного сыра?
– Ага. Мы наверняка единственные школьники на домашнем обучении, у которых меню составлено на месяц вперед.
– Вообще-то, спасибо, но мне бы нужно перекинуться парой слов с твоим братом.
– А… Ясно. Зайдешь?
– Спасибо, я лучше тут подожду.
33. Ротор, другой разговор
– Чем обязан?
– Можешь выйти на минутку?
– Выйти? Что, хочешь подраться?
– Я не собираюсь драться.
– Значит, звонить по пять раз на дню уже мало, надо завалиться ко мне домой?
– Ладно, слушай. Что бы ты ни сделал тогда, я уже не злюсь. Просто верни все назад. Вылечи меня или типа того.
– Но я ничего не делал.
– Ротор, я серьезно. У меня с головой полная хрень.
– В каком смысле?
– Все вокруг… изменились.
– Ха!
– Что?
– Ты уж извини, чувак, но ты ведь вроде именно к этому и стремился.
– Не смешно.
– А я и не говорю, что смешно.
– Мне снятся сны, Ротор, странные сны чуть не каждую ночь. А теперь еще и лучшие друзья уезжают. А у мамы появился странный шрам на лице, и я просто… Я не могу… не могу дышать.
– Ладно, Ной, успокойся. Короче, смотри. Раскрою все карты. Я пытался тебя загипнотизировать. Минута-другая, и у меня получилось бы, но едва ты сообразил, к чему идет дело, как сразу свалил.
– Врешь.
– Не вру. Если не хочешь зайти и закончить начатое, то…
– Ни в коем случае.
– Тогда и ладно. У меня жареный сыр стынет. И еще, Ной…
– Что?
– Знаю, у тебя есть друзья, и я не вхожу в их число. Может, вместо того чтобы каждый день звонить мне, попробуй позвонить кому-нибудь из них.
Я: Дин и Карло. У вас. Срочно.
Я отправляю текст, еще не вырулив от Ротора, и, к чести Алана, он отвечает немедленно: «Сейчас буду», хотя ему придется прогулять урок, а скорее всего, и практику тоже.
Читать дальше