Дэвид Арнольд - Очень странные увлечения Ноя Гипнотика [litres]

– Она провела там всю ночь. – Секундная тишина, потом папа говорит: – Я заезжал к Лонгмайрам. В смысле, за тобой. Но тебя там не было, поэтому я кружил по улицам, надеясь тебя найти. Все время звонил тебе и уже собирался обращаться в полицию.

Я смутно понимаю его слова и невысказанный папин вопрос, где же я был.

Я смутно понимаю, что нахожусь в машине.

«Надо было остаться у Лонгмайров».

Я достаю телефон, чтобы позвонить Вэл, и мне делается худо: пять голосовых сообщений, дюжина пропущенных звонков, череда эсэмэсок от мамы и папы, серия сообщений от Вэл, первое из которых состоит из одного слова и отправлено в 1:01:

Вэл: Ной

Вэл: Где ты??

Вэл: Алан ударился головой

Следующее сообщение пришло только в 3:22:

Вэл: Мы в Чикаго-Грейс. Он не приходит в сознание

Вэл: Где ты

«Надо было остаться, надо было остаться, надо было остаться», остаться рядом с бассейном, чтобы прыгнуть в воду и вытащить его, остаться в доме, чтобы вообще не позволить ему спьяну нырять, и надо было сидеть в госпитале прямо сейчас.

– Все наладится, – говорит папа, но мы оба знаем, что это пустые слова.

Оцепенение: вот самое точное слово.

Впервые я попал на стадион «Ригли-Филд» в двенадцать лет. После сотен игр, виденных по телевизору, я изнывал в предвкушении: скоро я окажусь там собственной персоной и увижу гигантские рекламные щиты, кирпичные стены, увитые плющом, и победную игру «Кабс» на поле, залитом солнцем. Но когда мы прибыли, было пасмурно, рекламные плакаты средненьких размеров чаще прославляли «Будвайзер», чем «Кабс», плющ рос только снаружи, да и видел я поле всего минут двадцать, пока не полил дождь.

Не такой «Ригли-Филд» я знал.

Алан лежит на больничной кровати на спине, но не плашмя, а чуть под углом. Глаза закрыты, во рту и в носу трубки, на шее шина, в вену воткнута капельница, и когда я только вошел, то первым делом подумал: «Ошибся палатой».

Не такого Алана я знаю.

Я обнимаю маму, мистера и миссис Роса-Хаас, потом Вэл, ее – чуть подольше.

– Прости, Вэл. Надо было остаться. Мне ужасно жаль, что так вышло.

Она трясет головой у меня на плече, и я чувствую ее горячие слезы и мокрый нос, вижу с другого ракурса Алана с шиной на шее, утыканного трубками, и снова не верю своим глазам. Мистер Роса-Хаас предлагает выпить кофе, взрослые уходят, и мы остаемся втроем.

– Я говорила ему, что не надо, – рассказывает Вэл, – говорила, что это идиотизм, что Джейка надо просто игнорировать.

Дальше она объясняет: сперва никто ничего не заметил, а когда увидели Алана под водой, его не сразу удалось вытащить, и тогда он был уже без сознания.

– Мы отнесли его ко мне в машину, и я привезла его сюда. Гнала, наверное, сто миль в час всю дорогу.

– А сейчас ясно, что случилось?

Вэл качает головой:

– Ему сделали сканирование. Или МРТ. Говорят, определенно стукнулся головой.

Я буквально вижу своими глазами, как Алан прыгает в воду, желая поставить Джейка на место, и плывет прямо в стену, перепутав направление…

Вэл начинает плакать:

– Я слышала, как они говорили родителям, что не будут пытаться привести его в сознание, пока он не сможет дышать самостоятельно. А до тех пор, – она показывает на один из приборов рядом с кроватью, – за него дышит вот эта штука.

В тишине мы стоим плечом к плечу над Аланом, и я не в силах прекратить прокручивать в голове последовательность событий и их возможное развитие, окажись я рядом. Но я не оказался, и теперь Алан лежит здесь, опутанный трубками, и кто знает, очнется ли он вообще.

– Только посмотри на него, – говорит Вэл и берет бессильную руку брата, соединяя нас троих в хрупкий треугольник.

Я провожу в госпитале весь день. В какой-то момент – время в палате течет совсем по-другому – папа уезжает забрать Пенни. Решено, что он отвезет ее домой, а мама прихватит обед для всех и останется ждать вместе со мной, и я удивляюсь их способности строить планы, да и зачем вообще нужны планы, если все летит в тартарары.

Дважды – когда мама читает журнал и когда она ненадолго засыпает – я невольно разглядываю ее лицо: гладкая кожа, никаких следов шрама.

Я смутно понимаю, что мы вроде бы обедали.

Я смутно понимаю, что еще ни разу не плакал.