Александр Зиновьев - В преддверии рая

Анализируя условия жизни людей в ячейке, автор рукописи пришел к странному выводу: эта социальная форма в общем устраивает большинство людей. Она в некотором роде и есть воплощение всех чаяний. Она максимально удобна для людей. Условия труда сравнительно легкие, минимальные потребности удовлетворяются. Коллектив защищает своих членов. И если давит на отклоняющихся /на пьяниц, прогульщиков, интриганов/, то вполне справедливо. И именно из таких достоинств ячейки общества вырастают все его недостатки. Последние суть неизбежное зло, сопровождающее добро этого общества.

Далее Ученик мельком задержался на предлагаемых автором методах вычисления степеней бюрократизации, вознаграждения, паразитарности, идеологизации и т. д. Из прилагаемых таблиц было очевидно, что степень бюрократизации растет, что обостряются контрасты в распределении, растут траты на идеологию и аппарат подавления. Из рассуждений автора и таблиц было очевидно, почему увеличивается средний возраст руководителей, почему здесь власть старцев есть неизбежное зло. Ученика поразило утверждения автора, что у нас имеет место коллективная эксплуатация людей, вполне сопоставимая с рабством и крепостничеством. Ученик сначала усомнился, прочитав величину трат на культ Вождя. Но разобрав приводимые данные, не нашел, к чему можно было бы придраться. И ему стало нехорошо на душе. Наше общество — идеологическое не только в смысле огромной роли идеологии, прочитал он в трактате, но и в смысле дороговизны идеологического оформления спектакля жизни и идеологических ритуалов. Мы смеемся над обществом инков или египтян в этом плане, а сами являем собою образец общества еще более страшного с этой точки зрения. Наши идеологические жертвы превосходят все то, что знала история до сих пор. В заключение автор делает вывод: наше общество есть идеологическая, бюрократическая, жандармская, милитаристская, с системой социальных привилегий и т. д. цивилизация. Никаких иллюзий не остается. Мы должны взглянуть правде прямо в глаза.

Рассмотрев условия жизни людей в клеточках, автор показал, почему в обществе в целом как в скоплении огромного числа клеточек возникают возможности для всех тех отрицательных явлений, которые стали очевидными, — для системы привилегий, для бюрократизма, для массовых репрессий и т. д. Именно из удобств жизни в клеточках вырастают неудобства жизни в обществе в целом. И если уж думать о переустройстве общества, то начинать его надо с реформ для внутриклеточной жизни, т. е. с самих основ.

Ученик крайне удивился, узнав из рукописи совершенно очевидный факт, что в нашем обществе отсутствует конкуренция между клеточками. Конкуренция предполагает независимость конкурирующих. У нас же между клеточками имеют место такие отношения взаимной зависимости, что всякая конкуренция исключена. А «соцсоревнование» лишь есть типичная демагогическая и пропагандистская липа.

К этому надо еще вернуться, подумал Ученик, и прочитать внимательнейшим образом. Этот автор не дурак. Интересно, пил он или нет? А каковы его отношения с бабами были? Был ли он женат? Были ли у него дети? Не может быть, чтобы Они /кто Они?/ уничтожили все следы. Что-то осталось. Надо попробовать установить автора. А вдруг он жив? Вдруг ему чем-нибудь помочь удастся?

Потом мы выгребаем из карманов все, что осталось. На закуску уже ничего не остается. Только на конфетки. Он свою долю конфеток кладет в карман. Плевать мне, ребята, на ваши университеты и консерватории, говорит Он. Мне вообще плевать на ваши спектакли. Я живу в своем мире. У меня есть своя система ценностей. Какая же, спрашивает Костя. Хотите, говорит Он, могу показать. Тут недалеко. Пошли?

Мы идем в один из глухих переулочков в районе Арбата. Раньше тут был обычный старый дом. В нем был подвал. В подвале жили люди. Как они жили! Семь семей на площади не более ста квадратных метров. Пол на кухне сгнил. Проступала вода и содержимое канализации. Ребята, сказал Он дорогой, там меня принимают за полковника Органов. На оперативной работе. Им так нравится. Не выдавайте меня. Буду благодарен, если вы изобразите моих подчиненных. Пусть кто-нибудь обмолвится и назовет меня полковником. Идет? Встретили нас в подвале с великой радостью. Два маленьких пацана кинулись к нему на шею, и Он дал им конфеты.И мы почувствовали себя подлецами. И сыграли игру, какую Он просил нас, без всякого усилия. Будем, товарищи, писать письмо по поводу пола, сказал Он. Думаю лучше Ворошилову. Лучше Буденному, сказал пожилой мужчина. Я служил у него. Буденный сейчас делами не занимается, сказала девочка лет пятнадцати. Надо Ворошилову. Потом мы стали разговаривать с жильцами о том о сем, а Он уселся с несколькими энтузиастами сочинять письмо. Жильцы кивали на Него, говорили, что Он — хороший человек, сразу видно — большой начальник, что если бы все там были такие... Наконец, письмо было готово. Я попрошу Вас, товарищ майор, сказал Он Степану, отпечатать эти бумаги на машинке завтра в трех экземплярах. Послезавтра я занесу вам, вы отошлете. Ворошилову одно письмо, а копии одну в райсполком, другую в редакцию газеты «Правда». Поняли? Отошлете по всем правилам отсылки важных бумаг, чтобы документ был.