Марлус Морсхёйс - Тени Радовара

– Это временно. За это нам дают деньги и баллы. Вы можете ходить в школу, а потом, глядишь, тебя возьмут на обучение в «КомВью». У них есть программа для молодых талантов, с их стороны будет глупо тебя не взять. Тебе дадут домик в Верхних районах, может быть, разрешат путешествовать…

Но Йона не дает сбить себя с толку.

– Временно, говоришь? Ты уже семь лет работаешь на конвейере! Ты же учительница!

Мамин взгляд смягчается.

– Я и сама очень бы хотела преподавать. Но такую работу дают только жильцам верхних этажей. Может быть, через несколько лет, когда мы поднимемся еще выше. Хочешь чаю?

– Нет. А что имела в виду Велла, когда говорила, чтобы ты остановилась, пока не поздно? Это как-то связано с бабушкой?

– Я тебе уже говорила, это административные дела.

– Мне надо знать.

Мама вздыхает.

– Я говорила тебе про дома-плюс? Городские власти считают, что все жители старше семидесяти пяти лет должны уезжать в дом-плюс, где за ними будут хорошо ухаживать. А если кто-то не согласен, приходится платить штраф.

– И в чём здесь логика?

– В том-то и дело. Мне кажется, что дешевле содержать бабушку дома, чем в таком центре. Еще это как-то связано с тем, что жилая площадь в домах, где есть заводские цеха «КомВью», предназначена для рабочих. А те, кому семьдесят пять, вот уже три года как на пенсии. Они занимают место, но ничего не дают взамен.

– Можно же взять квартиру поменьше? Я готова спать на диване.

– Я предложила Флису, но правление не хочет делать исключений из правил. Если мы оставим бабушку дома, нам придется платить сто баллов в месяц.

Йона быстро подсчитывает в уме.

– Но…

– Именно, это значит, что, сколько бы мы ни работали, нам удастся только не уходить в минус. Пока бабушка с нами, выше двадцать восьмого этажа нам не подняться. Только если мы с папой возьмем себе еще дополнительных смен. Может быть, лучше всё-таки отпустить ее. Здесь ей тоже счастья нет.

Йона еще никогда не слышала, чтобы мама была так расстроена. Зачем городские власти заставляют стариков переезжать? Значит, всё-таки Килиан прав. Что-то здесь в корне неправильно.

– Нет! Мама… мне надо тебе кое-что рассказать. Эти дома-плюс… их называют «дома-крест». Говорят, оттуда исчезают люди, или очень скоро заболевают, или даже умирают! Пожалуйста, не посылай туда бабушку.

Мама смотрит на нее сердито.

– Откуда ты берешь эти страшилки? Знаешь что, Йона, если ты действительно хочешь помочь, постарайся приносить пользу Звездному Свету и нашей семье. Заведи друзей и перестань жаловаться. Это будет гораздо полезнее, чем твои глупые россказни.

– Ты бы видел ее взгляд, когда она вырывала ростки из земли. По-моему, это доставляло ей удовольствие. А бабушка! Как будто это ее, а не ростки сломали пополам. А ведь мы еще должны быть благодарны, что отделались предупреждением и нам не влепили пятьсот минус-баллов.

Йона с Килианом сидят рядом на той же ветке в Дикой чаще, что и в прошлое воскресенье. Идет дождь. Струйки дождя стекают по шее вниз, волосы прядками прилипают к щекам. Йона этого не замечает. Тот огонь, который из-за Веллы Муссер разгорелся у нее в душе в пятницу вечером, дождем не потушить. Искорка гнева разрослась во всепоглощающую ярость, когда папа пришел домой и начал выдавать фразочки типа «Вот не надо было вам разрешать» и «А я тут работаю как ненормальный». Йона убежала из дома. На крыше Звездного Света она кричала до хрипоты, но крики уносило ветром – даже стайка черных птиц так и осталась сидеть на краю.

Всех остальных членов семьи, казалось, ничего не смущает. Джимми попросил прощения за то, что проболтался, бабушке купили новый подарок, и на этом всё.

– Вчера папа заставил меня подметать для Веллы Муссер коридор на этаже. Мне надо каждый день выполнять какую-нибудь работу, чтобы отработать пятьсот минус-баллов, которые списала Зеленая Бригада. Как бы мне хотелось метлой смести этой мымре улыбку с лица!

Она не стала рассказывать, что после этого в третий раз за неделю поехала на минус одиннадцатый этаж и простояла там несколько минут, колеблясь, идти или не идти в тоннели искать Килиана. Не стала она рассказывать и о том, что ей кажется, что бабушки больше нет. Что вместе с ростками Велла вырвала и саму бабушкину душу. Что бабушка неподвижно сидит в своем кресле, даже не глядя на раскрытую новую книгу о птицах, и часами пялится пустым взглядом на улицу. Зато Йоне не терпится рассказать о том, что она приняла решение.