Ольга Апреликова - Жуткие снимки [litres]

– Грязное же все!

– А мы сейчас прямо в химчистку повезем. А вот скажите, там в коридоре сервиз ЛФЗ в коробках, не продаете? А вот тот диванчик кожаный с деревянной спинкой, почем отдадите? А кукольные кроватки? А игрушки советские, куклы и неваляшки?

Пара сервизов ЛФЗ, столовый семидесятых годов, но редкий, и чайный, кобальтовая сетка, нетронутый, в заводской упаковке, как и несколько фарфоровых статуэток, хорошо ушли через Митю в антикварный салон. Старинные елочные игрушки Янка отмыла и разложила по пластиковым контейнерам с отделениями:

– А эту красоту мы никому не отдадим!

Так что через неделю от бабкиной жизни остался только сундук с архивом, два контейнера с елочными игрушками, протестантская старинная библия на немецком языке, голубой плюшевый альбомчик с фотографиями (прости, девочка Эля!) и старинное настольное, с помутневшей амальгамой зеркало размером с книгу, в рамке из эмалированных цветочков – Митя сказал, редкость. В сундуке как раз хватило места на все это, и Петя с Андрюшей, кряхтя, отвезли его в кладовку к Шведу и засунули под альпинистское снаряжение рядом с зимними шинами… Пусть постоит, пока отец не приобретет новую квартиру. Теперь в бывшей бабкиной халупе работали строители, обдирая стены до царского кирпича и снося советские, двадцатых годов, хлипкие перегородки, а Мурка с Янкой и Митя разрабатывали дизайн-проект. Это было весело и интересно.

Но весело и интересно здесь стало лишь потому, что сначала Петя и Андрюша четко и быстро ликвидировали главное проклятие квартиры, которое несколько десятилетий, видимо, находилось в заколоченной комнате. Как только убрали это , дышать стало легче, и можно было уже впустить в квартиру и Янку со Шведом, и покупателей барахла, и строителей… Про это знали только Мурка, Митя и Петя с Андрюшей. Отец тоже знал. Но говорить с ним об этом Мурка не стала: не после инфаркта. Сказала лишь:

– Вывезли, захоронили. Не думай больше об этом.

Она и сама старалась не думать об этом. Получалось. Она надеялась даже, что память постепенно затрет, замажет серой краской то, что ей пришлось увидеть в заколоченной комнате. Ведь закрашивает же она всю эту историю с матерью, то, что случилось далеко в лесах на севере? Только одно слово «гадюка» в голове кровавым цветом вспыхивает.

Нет, конечно, забывать насовсем нельзя. Но и позволять ранить себя этим, уродовать – нельзя тоже.

– Это не твоя жизнь, – сказал Митя. – Это не ты виновата, что люди, натворившие такое, жили отвратительно и ужасно. А твоя задача – не дать никому все тебе испортить. Не для того ты родилась на свет и уцелела, чтоб терзаться чужими грехами.

Рассуждать о чужих грехах сейчас, в квартире, ободранной до перекрытий, продезинфицированной специальной службой, в квартире, где меняли полы и устанавливали стеклопакеты с особенными какими-то стеклами, где возводили новые перегородки, в пространстве, в котором Мурка никак не могла признать ту нору, где пришлось пережить прошлую зиму рядом с этим , не ведая, что оно тут, за стенкой – сейчас умничать было легко. Совсем не страшно.

А вот тогда, собравшись с духом, войти… Хотя и отец уже сказал, что там, а Митя и предупредил осторожно, и теперь держал за одну руку, а Андрюша за другую, а Петя сзади светил мощным фонарем, потому что темно – окно фанерой заколочено… У Мурки внутри все выло от ужаса и скручивалось в холодные узлы. Как это забыть, забыть насовсем?

В узкой и длинной комнате пахло затхлостью, едкой хлоркой и чем-то протухшим и засохшим. Хлоркой был засыпан весь пол, вдоль стен – горками высотой по щиколотку. Но хлорке тоже было, наверно, несколько десятилетий, поэтому для защиты хватало респиратора. Посреди комнаты лежал опрокинутый навзничь одностворчатый платяной шкаф с распахнутой, криво висящей на одной петле дверцей – видно, отец открыл… Нутро шкафа было доверху засыпано пожелтевшей крупной солью. А из соли…

В общем, там лежала мумия деда – так сказал отец накануне. И у отца так посерели губы, когда он говорил это, что Мурка позвала медсестру, а отцу сказала:

– Пап, ничего. Мне ребята уж рассказали. Мы справимся.

Так что теперь пришлось справляться. От мумии было видно немного: правую кисть, смахивающий на кость лоб, черные носки ботинок. Немного все это смахивало на мощи святых, которые выставлены для поклонения в некоторых церквях. Петя, выглядевший так, будто собирался упасть обморок или мучился тошнотой, застегнул строительный одноразовый комбинезон до самого респиратора и, храбрясь, сказал Андрюше: