Ольга Апреликова - Жуткие снимки [litres]

– Забудешь рано или поздно. Но представляю, как тебе сейчас хреново.

– У нас аптечка в машине, – проворчал Петя. – На все случаи жизни. Щас вколем тебе в золотую попочку успокоительное, и спи себе… Утром и не вспомнишь, как маму звал. Звала. Ой. Прости.

Парни пошли дальше скорым шагом. Андрюша похлопал Мурку по лопаткам:

– Потерпи. Еще метров сто, и все…

– Терплю. И вообще… Потерплю. Не надо мне никакое успокоительное… А ты, Швед… Ты мне еще ответишь за эти снимки!!

– Да, Кошка! – шепотом возмутился Швед. – Да такая ж фактура! Разве я мог упустить! Да это ж нарочно не придумаешь!

На самом деле Швед не упустил и еще кое-чего. Прикосновение его губ до сих пор жгло Мурку внизу. Там, в «самой серединке». Но, наверно, такого ни один нормальный мужик бы не упустил. Еще бы: связанная золотая девственница, да еще вся в пионах… Этот поцелуй ничего бы не значил, наверно. Потому что всего лишь естественная мужская реакция. Если б не слова Шведа потом, когда он отвязывал ей руки, невольно щекоча бородой и заглядывая в глаза: «Ты поняла? Поняла? А дальше – если только сама попросишь! Поняла?» Мурке казалось, что она поняла… Но вспоминала про Янку – и снова ничего не понимала. А у Шведа – какой же он теплый, большой, весь золотой – наверно, вместо крови в жилах течет золотой мед…

– Отрубается, – проворчал Андрюша, поддерживая ей голову. – Замучили девчонку…

– Не-не, все нормально, – Мурка встала на ноги, качнулась и ухватилась за Шведа и за гладкое холодное крыло джипа. – Я стою.

Рядом Петя сгружал снаряжение в багажник, подсвечивая себе тусклым фонариком. Мурка ненароком глянула в этот багажник – и скорей отвела глаза. Меньше знаешь – крепче спишь. А потом ее размотали из шершавого брезента, укутали в теплое одеяло и сунули в руки к Янке на заднее сиденье, Петя прыгнул за руль:

– Все, девки, рвем когти!

Янка прижала Мурку к себе и молча заревела. Мурка тоже ревела. Но молча – у нее не очень получалось. Джип, переваливаясь и подскакивая, мчался по лесной дороге. С переднего сиденья подал голос Митя:

– Ну, девочки. Ну, звездочки мои. Все ж позади уже. Чего ж плакать?

Мурка проснулась в оранжевом сиянии, как внутри волшебного апельсина. Только пахло не апельсином, а лимончиком – потому что рядом спала Янка, и Мурка всю ночь сквозь сон слышала ее сонное дыхание. И оттого сама могла не просыпаться. А теперь уже утро, и светло. Солнце бьет сквозь оранжевый полог палатки. Снаружи – утро, и новая жизнь… И с ней нужно что-то сделать.

Вчера во мраке ночи они долго мчались по колдобинам сквозь ночные дебри, в зеркале заднего вида то и дело сверкали фары машины Шведа. Потом выехали на нормальную, ровную трассу и понеслись по ней вообще с дикой скоростью. Но Мурке было все равно, куда ее везут. Янка была рядом, и Митя, и Швед, и Петя с Андрюшей…

– В Карелию. Тут рядом. Укроемся и отследим, будут ли нас искать, – сказал Митя. – Это не наезд, конечно, а так, семейное дело, но мало ли кому мы вдруг дорогу перешли. Эта мать Семирамида, оказывается, дама в определенных кругах известная…

А потом Мурка уснула, уткнувшись в Янку. То, как Швед перетаскивал ее потом в палатку, вспоминалось уже словно сон.

Так. Теперь уже утро. Где-то в Карелии. На оранжевом пологе палатки тени древесных веток рисовали волшебные видения, переливались, рассказывали немые стихи из линий и пятен, рифмовали свет и тень. Все равно что мысли в замкнутом сознании – у каждого своя сказка про жизнь.

Мурка перевернулась на бок и уткнулась лбом в плечо Янки. Сестра. Ей ни за что, никогда нельзя рассказывать про «пупсов» в болоте. Да и кому это вообще можно рассказать? Блин. Теперь что, всю жизнь смотреть на Неву и думать, что молекулы воды из того болота текут по речкам и озерам в Свирь, потом в Ладогу, потом – в Неву? И проплывают мимо их трехкомнатного замка? Ффу. Ну так что ж, грунтовые воды из-под кладбищ тоже куда-то стекают. Может, молекулы Васьки тоже уже плывут где-то в Балтийском море.

Янка что-то невнятно пробормотала во сне. Мурка подняла голову и посмотрела в ее лицо: в оранжевом свете Янка выглядела загорелой и совсем молоденькой. Да она и есть молоденькая. Вся жизнь впереди. Надо, чтоб эта жизнь была хорошей. Без склизких пупсов. Поэтому нельзя рассказывать ей о том, что там – в болоте… И самой не надо вспоминать.

Мурка заметила, что на рыжем плече Янки осталось золотое пятно от ее лба. И вообще-то это золото на Янке везде, пятнами. Ну, они ж вцепились тогда друг в друга… Сестра. Странно вообще-то. Но как будто так было всегда. Сестра – и сестра.