Робер Эскарпи - Святая Лизистрата

Длинная беседа с Иисусом Христом из нефа успокоила Теодора, утишила его смятение. В то же время в нем крепла уверенность: эта рукопись, случайно обнаруженная на дне старого сундука, была знамением. Теперь ему предстоит постичь, что это за знамение. Путь указывала Лизистрата. В этом мире, жестоком и кичащемся своей жестокостью, надо рассказать о Лизистрате, чтобы исчез культ силы, чтобы вскрыта была ложь грубых жестов, громогласных речей.

Выходя из церкви, он нечаянно задел Катрин Лаказ, стоявшую на коленях в тени колонны, — он не узнал ее и, уж конечно, не заподозрил того, что они молились об одном.

На улице стемнело. Гроза, которая днем, казалось, вот-вот разразится, так и не состоялась, зато подул холодный северо-восточный ветер, предвещавший к утру заморозки. Перед домом священника Хосе Эрнандес, подняв воротник пальто, курил сигарету. Теодору, который по обыкновению шел у самой стены, пришлось сделать крюк, чтобы обойти Хосе, но потом он уже не вернулся в тень, отбрасываемую рядами домов, а напрямик пересек площадь, вызывающе презрев единственный переход, которым так гордился Сарразак. Видаль, полицейский, стоявший на посту, охраняя ратушу от пластикеров, заметил это и огорчился: во всем Сарразаке один только архивариус выказывал хоть какое-то уважение к правилам движения по городу, установленным муниципалитетом.

Но сегодня вечером Теодор был другим человеком. Он даже но стал обходить ярко освещенную зону перед «Кафе Карла Великого». Из заднего помещения доносились шум и смех — это ветераны войны устраивали прием в честь братьев Лассег. Почему Хосе Эрнандес не с ними и что он делает один на площади? В другой день Теодор задал бы себе этот вопрос. Но сейчас он едва ли даже подумал об этом.

Его шаги с необычайной четкостью отдавались в пустынной улице. Перед башней Эскюде он на минуту остановился, хотел было войти, но передумал и продолжал свой путь в верхнюю часть города. Он решил сегодня же зайти к Кошам, как его просил мэр. А если бы он поднялся к себе в комнату, то набросился бы на Аристофана и всю ночь провел бы за чтением. В лучшем случае усталость сморила бы его, на несколько часов он забылся бы лихорадочным сном, населенным сладострастными видениями, где фигурировала бы и госпожа Кош. Уж лучше под предлогом этого визита пройтись немного. Теодор по опыту знал, как прогулка в одиночестве может усмирить воображение. Знал он также и то, что лучший способ победить мечту — это увидеть действительность, которая ее породила.

Ему сразу пришлось столкнуться с госпожой Кош, так как именно она открыла дверь.

— Вот так чудеса!.. Папка, папка! Господин Гонэ решил оказать нам честь!

И она отступила, пропуская гостя. «Папка», иными словами, господин Кош, сидел, улыбчивый и кругленький, за письменным столом. Он знаком предложил Гонэ присесть.

— Я вас ждал, мосье, — сказал он. — Фоссад звонил мне.

Госпожа Кош снова уселась на свое место в уголке, за маленьким столиком.

— Вы меня извините? Мне еще надо проверить две-три тетрадки.

Теодор пожал плечами, стараясь не смотреть на нее. Она принадлежала к типу женщин с высокой от природы грудью, которые не нуждаются в глубоком декольте, чтобы показать миру два рельефно обрисованных полушария Tas Helenas ta mala… Грудь у Елены, наверно, была белая. А у госпожи Кош она того теплого и сочного оттенка, какой бывает у переплетов из невыделанной кожи. Косой свет настольной лампы золотил ее и, углубляя тень посредине, так выделял каждую грудь, что казалось, это два сочных плода, готовых лопнуть.

Весь пылая, Теодор, однако, сумел совладать со своими мыслями.

— Я вам очень признателен за то, что вы согласились заняться с Жаком, — говорил тем временем Кош. — Вы не возражали бы, если бы один из его товарищей присоединился к нему? Речь идет о маленьком Рукэ, сынишке барьерного сторожа из Пило. Это мой лучший ученик. Обидно будет, если он упустит такую возможность.

Его маленькие хитрые глазки впились в лицо Теодора. Должно быть, он заметил взгляд, который тот устремил на его жену. Что он подумал? Трудно сказать.

— Полиомиелит превратил маленького Рукэ в калеку, — продолжал Кош, — и, естественно, рабочего из него не получится. А хорошая классическая подготовка может спасти его от бедности. Наш мир суров к слабым, дорогой господин Гонэ, и те, кто, как вы или я, лучше вооружены для жизни, должны сделать все возможное, чтобы изменить соотношение сил. Вы со мной согласны?

Теодор был крайне удивлен, услышав, что его причисляют к лагерю сильных. Ему бы никогда и в голову не пришло, что можно добиться чего-то в этой жестокой игре иначе, чем с помощью молитвы и духовного совершенствования. Приобретение, накопление знаний казалось ему с детства чем-то вполне естественным, и он не видел для себя иного средства из слабого стать сильным, иной возможности участвовать в заговоре Лизистраты.