Фигль-Мигль - Долой стыд

А вот в коридорах власти, если коридор нашего комитета можно так назвать, произошло следующее.

— Вы-то мне и нужны, — сказал Нестор Иванович, заступая мне дорогу. — Я хочу подать жалобу.

— На кого?

Нестор назвал фамилию, и я подумал, что ослышался.

— Он же из ваших? Из ДК?

— Нет никакой необходимости напоминать мне об этом. Гражданский долг порою ставит человека – –

— В тупик.

— Не в тупик, а перед сложным выбором! Что вы на меня уставились? Я не с доносом пришёл!

— Конечно же нет.

Я провёл его в свой закуток и выслушал. Конечно же, это был донос. И он трагически запоздал.

— В действиях ваших коллег нет признаков состава преступления. По нашему профилю.

— А по чьему есть?

— ...Может быть, Следственный комитет?

— В Следственном комитете я никого не знаю.

— Разве это имеет значение? Мы все выполняем свою работу. У вас гражданский долг, у нас — служебный.

Так тебе и надо, подумал я, перехватывая его взгляд и улыбаясь.

— Вы думаете, что это наши внутренние интриги, — неожиданно сказал он, — и радуетесь. Радуетесь, радуетесь, меня не обманешь. Интриги не интриги, а повлияют на всех! Взять хотя бы то, что произошло с Фондом Плеве – –

— Да, давайте возьмём. Почему вы не пришли раньше?

Он замялся, а потом сказал, словно прыгая в глубокую воду:

— Потому что не так легко сунуть голову в петлю ради того, кого ненавидишь! Я не обязан перед вами оправдываться!

Я сделал попытку представить, как ладит Худой с этим смехотворным человечком. Никак, наверное, не ладит, лезет на стену. Никакого снисхождения к чужим слабостям.

— Что-то явно идёт не так, — продолжал Нестор с видом человека, заглянувшего в бездну. — Но всех всё устраивает. Фуркина устраивает! Моё руководство устраивает! Я-то верил, что мы противостоим системе!

— Вы инкорпорированы в систему. Как вы можете ей противостоять? Это всё, — я вспомнил слова Станислава Игоревича, — для телезрителей.

— А вы параноик. Конспирологическое сознание, — он с жалостью и презрением покрутил рукой в воздухе. — Обычная проблема спецслужб.

— Нет, вряд ли это наша проблема.

Я и сам не знал, на каком слове поставил ударение. Проблема, но не наша? Или наша, но не проблема, а сила?

Нестор Иванович говорил ещё очень долго, на моих глазах возводя титанический образ человека, пошедшего против Них. Он должен был меня ненавидеть (не был ли я частью системы и её послушным орудием?), но предпочёл обращаться как к товарищу по несчастью, такому же и в конечном итоге теми же одураченному и преданному. В каком-то смысле я был одурачен.

Но надо заметить: чем более уязвимым себя чувствуешь, тем более живым.

Кирюша сказал, что это было предопределено. Должно было случиться. Что вовсе не пятая колонна и не те бедняжки, которые в мороз ходят на несанкционированные митинги, а Фонд Плеве и Пётр Николаевич лично — враги того государства, которое мы на данный момент имеем. Он был потрясён не меньше нашего, но скрывал это, конечно, гораздо лучше.

Мы потоптались во дворике, гладя на опечатанную дверь, и тёмные окошки, и кусок стены, который я отмыла и покрасила, и чувство было как после тяжёлого отравления. Даже Машечка не стала ликовать. Я ожидала, что она будет ликовать, хотя бы внутренне, но теперь, когда работа Фонда была приостановлена, в его бумагах рылись следователи, а Пётр Николаевич попал под подписку, Машечка пришла к выводу, что такая деятельность властей безобразнее любых ретроградных выходок.

— А специалист слинял, — сказал Кира. — Сделал дело — гуляй смело.

— Не надо обвинять человека только потому, что он вам не нравится.

— Вот интересно! А кого ещё мне обвинить, Госдепартамент? Кому этот Фонд был нужен, пока Станислав Игоревич не возник?

— После не значит вследствие. Я не помню, как это по-латыни – –

— Post hoc non est propter hoc. He надо хвататься за учебник логики всякий раз, когда требуется сложить дважды два.

— Конечно, зачем нужно вообще всё, что сложнее таблицы умножения! Да и таблица эта несчастная кому сдалась? Можно же прийти с ОМОНом, дверь вынести, зубы выбить – –

— Это ж кому их выбили?

— Если ещё нет, так в скором будущем! Как вам не стыдно улыбаться?

Пожалуйста, говорю, перестаньте.

Кирюша и Машечка говорили друг другу то особенное «вы», которое почти всегда звучит хамски. Они попали в этот тон и умудрились в нём застрять, хотя оба не были людьми (есть такие люди), которые подобным тоном и своей враждой наслаждаются.