Фигль-Мигль - Долой стыд

У специалиста вид был сияющий, у остальных — убитый. Они сидели в кабинете старшего Савельева, пили чай и говорили всё о том же: правда, неправда да qui prodest. Наверняка их Станислав Игоревич науськал: он любит посмотреть, как люди выставляют себя идиотами.

Из всех бесполезных вещей самой бесполезной было им об этом говорить.

— Вы впустую тратите время, — сказал я.

Они надулись. Специалист ответил первым:

— Обычное человеческое любопытство, ничего больше. Чем ещё заняться бездельникам? А вы к нам, значит, не с пустыми руками? Нашли злоумышленников?

— Каких злоумышленников? — спросила девушка с синяками, и какая-то часть времени была потрачена на разоблачение комитета, который я представлял, и меня лично.

— Экстремизм — дело тонкое, — сказал специалист. — Берётся из воздуха и туда же при необходимости уходит. Беги, хватай руками.

— Что ж, Станислав Игоревич, — сказал профессор Савельев, — может быть, вам и спокойнее будет спаться, если они никого не найдут.

— Это вы намекаете, что они меня самого бы могли найти, если бы хорошенько поискали? Пётр Николаевич, — обернулся он ко мне, — считает, что я заказал себя собственноручно.

— Я этого не говорил.

— А я не говорил, что говорили. Я сказал, что вы так думаете.

Профессор Савельев уставился на портрет своего кумира. Старик, старик, подумал я, не лезь на рожон.

Тут и заявилась молодёжь.

Павлик смотрел на девушку с запросами обалдело, а та на всех — с отвращением: принцессу тяжкая государственная необходимость пригнала на открытие свинарника. И принцесса-то на троечку, не научилась или не считает нужным управлять лицевыми мускулами. Правильная принцесса, посещая свиноферму, улыбается и свите, и свинопасам, и свиньям — и все они чувствуют себя польщёнными. Но где теперь учат на правильных принцесс.

Мальчишка увидел меня, и глаза у него полезли на лоб.

Интересно, подумал я, а Станислав Игоревич знает? Знает-знает. Вон как ухмыляется.

— Не отталкивать никого, — сказал специалист, подмигивая профессору Савельеву. — Из разрозненных и не имеющих представления о дисциплине шаек сколотить, при наличии административного таланта и терпения, армию. Привлечь, увлечь и, как получится, облагородить. Героическая стратегия. — Он подмигнул снова, на этот раз Павлику. — Эксцессы, будем верить, со временем сходят на нет. Ну там, партизанские вылазки против собственного союзника. Люди, желающие вступить со мной в переписку, как правило, оставляют обратный адрес.

— Мы вам ничего не посылали, — сердито сказал Павлик. — Это смешно и бессмысленно.

— Конечно-конечно. В войне с современным искусством смысла куда больше.

Все заговорили разом. Я мрачно их оглядел.

Некоторые фильмы так начинаются: случайная разношёрстная компания выживших после катастрофы плечом к плечу проходит через испытания и ужасы. Шесть зажравшихся идиотов и один чёткий пацан. Они учатся сражаться и защищать друг друга, он — ценить Шекспира и галстуки в тон; все раскрываются с неожиданной лучшей стороны. Добрый старый Голливуд.

Только девушка с синяками улыбнулась мне дружелюбно, как товарищу. Видимо, вспоминала, как мы на пару пытались вернуть депутата Светозарова к жизни и законотворческой деятельности.

Я им ничего не должен. Найду для начальства автора писем, обезврежу для Штыка специалиста, унесу ноги и скажу «уф».

Специалист улучил минуту пошептаться со мной наедине. «Неужели вы думаете, что я хочу им вреда? — сказал он, глядя прямо и честно. — Бедному, отважному Петру Николаевичу и этим милым детям? Наоборот, пытаюсь защитить. Если не их самих, то хотя бы репутацию их дела. Фонд был задуман как вывеска вменяемой государственности, консерватизма с человеческим лицом — а не такой, например, рожей, как у Имперского разъезда. Почему-то так совпало, что я единственный, кого это беспокоит. И кто бы подумал, что у меня есть свои проблемы».

— А они есть?

— Только одна. Я настраиваю людей против себя. При всех стараниях расположить в свою пользу.

— Так обычно и бывает.

— Мне нужна помощь, дорогой. Искать моих будущих убийц вы явно не хотите, так по крайней мере найдите способ спасти то, что я делаю.

— Я?

Вот поговорили так поговорили.

И когда я выскочил на воздух и уже думал, что удалось вырваться, меня окликнула девушка с синяками. Ждала, мёрзла на ветру. Такие вещи запоминаются: темнота, чёрная громада замка через Фонтанку, свет фонарей, свет от фар проезжающих плотным потоком машин, влажный асфальт. И девушка, которая из темноты, из бегущей полосы света говорит: