Владимир Соколов (Узбекистан) - Остров для большой охоты

Дом лодочной станции стоял на бугре, заслоняя собою низкое солнце. По косогору шлялись свиньи, синие от озерного ила и подбористые, как гончие псы. Кирилл Валерьянович поднялся на бугор и поставил машину в ряд других; стояли тут легковушки, грузовики, мотоциклы, даже один автобус стоял, и до глубокой ночи будут подъезжать еще те, кто не сумел пораньше оторваться с работы. Выключив мотор, он вышел — и замер, позабыв захлопнуть дверцу, так далеко и неохватно открывались отсюда разливы.

Уж в который раз дисциплинированный ум Кирилла Валерьяновича поражался гармонической этой анархии. Ведь не существовало никакого предварительного плана, не выделялись никому ни фонды, ни ресурсы, имелись нуль капиталовложений и отсутствие техдокументации — а как получилось! Как точно все пригнано одно к другому, озера без зазоров сопрягаются с прихотливыми берегами, и каждый островок на глади смонтирован точно в необходимом месте, да еще оторочен выпушкой из камыша, и каждая в выпушке той камышина прорастает в назначенный срок и тоже в том месте, где она нужна…

Подстрекаемый комарами, Кирилл Валерьянович запер машину и направился к дому лодочной станции.

На крылечном столбе висела, загадочно улыбаясь, копченая свиная голова. Кирилл Валерьянович подмигнул ей, прошел уставленным веслами коридором и оказался в комнате, производящей впечатление необитаемой, хотя и мебель в ней кое-какая имелась, и сивый человечек над столом согнулся, с усердием заполняющий колоссальную ведомость.

— А, Кирюха, здоров! — сказал человечек без удивления, словно расстались они вчера. — Посиди, брат ты мой, пока строку доковыряю.

Кирилл Валерьянович сел, морщась от густо прокуренного, пропитанного рыбой воздуха. Городские должности и степени здесь хождения не имели, что-то значил лишь охотничий стаж, которого хватало покамест только на Кирюху. Что ж, и это неплохо, уже не товарищ Жариков, как первые три года величал его Саша-лодочник.

— Привез? — спросил Саша-лодочник, не подымая от ведомости сивых лохм.

Кирилл Валерьянович похлопал себя по вздутому карману кожанки. Тем же жестом Саша-лодочник похлопал по столу, на что Кирилл Валерьянович понятливо поставил перед ним бутылочку коньяку.

— Дуришь опять, брат ты мой, — скосился ласково на подношение Саша-лодочник. — Красного привез бы, как другие, — дешевле и больше…

— Зачем же я буду хорошего человека травить? — разыгрывал Кирилл Валерьянович столь приятный обоим ежегодный спектакль. — Красное — это ж химия одна. От него, не говорю про печень, наследственность страдает ужасно.

— Про наследственность чушкам моим скажи, — проворчал Саша-лодочник, отправляя бутылку в стол. — А я размножаться давно перестал, мне эти ужасы до фени. На сколько дней, говоришь, лодку выписывать?

— На неделю.

— Хоть бы раз на дольше-то приехал. Тут круглый год живешь, и то надышаться не можешь…

— Дела не отпускают, — пожал плечами Кирилл Валерьянович.

Саша-лодочник на это только хмыкнул — не верил он в особые городские дела, все суета и супротив природы, — и протянул квитанцию:

— Гони восемь двадцать. Лодку выберешь с левой стороны, там хорошие, весла возьми в коридоре, в углу, там новые стоят. Жить где думаешь? На своем острову?

— От добра добра не ищут, — Кирилл Валерьянович положил перед ним десятку, жестом отметая поползновение к сдаче.

— Оно-то так, да, кажется, уже определились там. Костерок вчера светился, брат ты мой.

— Ну, Саша… Как же ты так?

Дело в том, что лодочник ведал также и распределением между охотниками островов, так что не из одной филантропии везлись ему из города бутылочки.

— А чего сразу — Саша? Показал я им свободный остров и как плыть растолковал. За руку, что ли, вести? То ли сбились они, то ли нарочно туда завернули — остров приметный твой, — только гляжу вчера, костерок там горит. Кроме них, вроде некому.

— Много их?

— Полтора человека, — рассмеялся чему-то лодочник. — Сам увидишь, если они. Растолкуй им порядок. Скажи, мол, Саша-лодочник велел вам выметаться персонально и непосредственно.

Кирилл Валерьянович только рукой махнул. Решительно день не задался.

Дом лодочной станции ярко розовел на темнеющем небе, уменьшаясь и с каждым гребком оседая к журчащей за кормою воде. Когда Кирилл Валерьянович оборачивался для проверки курса, его облепляло сплюснутое солнце, снизу уже подштрихованное метелками камыша. Надо поторопиться, еще ведь устраивать лагерь, это сколько работы, а завтра подниматься до рассвета, ибо зорька завтра особая, первая. И Кирилл Валерьянович крепче упирался ногами в шпангоут, всей своей почти центнеровой массой влегая в весла так, что лодка чуть не наполовину поднималась из воды.