Рассел Хобан - Лев Боаз-Яхинов и Яхин-Боазов. Кляйнцайт [litres]

– Она чего-то хочет, – сказал Рыжебородый. – Пишешь на ней слово, два слова, строку, две, три строки. Где ты. Слова не… – Он смолк.

– Не что?

– Не то, что хочется. Совсем не то, будь они неладны, что требуется.

Молниеносно Кляйнцайт подумал: «Может, не твои слова. Может, чьи-то еще».

– С бумагой что вообще делают? – продолжал Рыжебородый. – Пишут, рисуют, задницу подтирают, посылки заворачивают, рвут ее. Я пробовал рисовать – не то. Так, сказал я бумаге, давай-ка сама найди слова, поди на мир погляди немного, посмотрим, с чем вернешься. Вот и стал разбрасывать ее повсюду. Поразительно, до чего мало людей наступает на лист бумаги, лежащий на земле. Преимущественно обходят стороной, иногда поднимают. Бумага начала помаленьку со мной разговаривать, чушь всякую несла, насколько я мог разобрать, мерзкие короткие фразы, которые я записывал. Потом она попыталась меня убить, но был отлив, и я, будь оно неладно, не собирался брести полмили по жиже, чтобы утопиться. – Он немощно хихикнул – не больше, чем просопел.

– А где другой человек желтой бумаги взял ключ, который дал тебе? – спросил Кляйнцайт.

– Не знаю, – ответил Рыжебородый, обхватив себя руками, стараясь уменьшиться. – Мне страшно.

– Чего?

– Всего.

– Пойдем, – сказал Кляйнцайт. – Я куплю тебе кофе и фруктовых булочек.

Рыжебородый вышел следом за ним на улицу, попрежнему маленький на вид.

– Не нужно фруктовых булочек, спасибо, – сказал он в кофейне. – Нет аппетита. – Пока пил кофе, он нервно озирался. – Лампы здесь, похоже, недостаточно яркие, – проговорил он. – А на улице так темно. Обычно ночи выглядят ярче, когда горят фонари и все такое.

– Иные ночи темнее других, – сказал Кляйнцайт.

Рыжебородый кивнул, втянул голову в плечи, ежась прочь от ночи за окном.

– Ты только игрой на улице живешь? – спросил Кляйнцайт.

Рыжебородый кивнул.

– В основном, – ответил он. – Ну и плюс тибрю коекакую бакалею да всякое там и сям. На ногах, знаешь. – Он еще несколько раз кивнул, покачал головой, пожал плечами.

– Желтая бумага, – сказал Кляйнцайт, – она особого сорта? Где ты ее берешь?

– В «Раймене». 64 ми2ла, сильно проклеенная, толстая с жестким обрезом по DIN [29] Сокр. Deutsches Institut für Normung e.V. ( нем. ) – Немецкий институт по стандартизации. , формат А4. Для копировальных аппаратов, говорится на упаковке. Оставил бы ты это дело, знаешь. Не с чем тут возиться.

– Однако многие обязаны, – ответил Кляйнцайт. – Люди в конторах. Если это бумага для копирования, ее все время используют для изготовления копий, я бы решил.

– Изготовление копий! – произнес Рыжебородый. – Как раз это и не опасно. Слушай, я хочу тебе об этом рассказать…

– Нет, – сказал Кляйнцайт, – ни в коем случае. – Он не ожидал, что скажет так. На миг лампы и ему показались недостаточно яркими. – Я не хочу знать. Это не важно, никакой разницы не составит.

– Как угодно, – сказал Рыжебородый. Он обернулся снова глянуть в окно. – Где я сегодня буду ночевать? – спросил он. – Я уже отвык спать под открытым небом.

Кляйнцайт чуть не расплакался, так жаль ему вдруг стало Рыжебородого. Он видел, что тому страшно даже на улицу выйти, какое там спать на свежем воздухе.

– У меня, – услышал он свой голос. Странно, что в последнее время он совсем не думал о своей квартире, не наведывался туда, когда уходил из больницы. Его квартира. Одежда на вешалках, вещи в выдвижных ящиках. Крем для обуви, мыло, полотенца. Безмолвное радио. Всячина, потихоньку отращивающая бороды в холодильнике, и никто не откроет дверцу, не заставит зажечься свет. Хорошо, что в аквариуме нет рыбок, лишь фарфоровая русалка. Он услышал звяк ключа о столешницу, увидел, как ключ туда кладет рука, услышал, как сам сообщает адрес. – Ключ положишь в почтовый ящик, когда будешь уходить, – сказал он. – У меня в кармане запасной.

– Спасибо, – сказал Рыжебородый.

Кляйнцайт думал о своем аквариуме, как колышутся растения и на камешках мерцает зеленый морской свет, когда зажгут лампочку, как размеренно гудит и булькает система насоса и фильтра, как пусто и таинственно улыбается соблазнительная фарфоровая русалка. Он установил аквариум вскоре после того, как въехал, но запустить туда рыбок так и не собрался.

– Пожалуйста, – ответил он, заметил, что говорит с пустым стулом. Что я наделал? – подумал он. Он же все там украдет. Он ведь не знает, что я в Лазарете. Останется ли он больше чем на одну ночь?

Кляйнцайт вышел на улицу. Тут и впрямь было слишком темно, должно быть светлее. Всего меньше, подумал он. Происходит постоянное сокращение. На ходу он смотрел вниз на стальные плиты разных размеров и рисунков, вделанные в мостовую, спокойно отражавшие голубой свет уличных фонарей. Газовое Управление Северной Темзы. Телефоны Почты. Ни одна не гласила «Кляйнцайт».