Рассел Хобан - Лев Боаз-Яхинов и Яхин-Боазов. Кляйнцайт [litres]

Попробуй для начала одну, сказал Шива. Вся штука в том, чтобы почувствовать, как сквозь тебя проходит танец, пусть шевелится, знаешь. Ушли, ушли, ушли за грань, совсем ушли за грань, о что за пробужденье, салют всему!

Вполне, сказал Кляйнцайт. Он попытался встать в ту же позу, что и Шива. В ногах его ощутилась слабость.

Слышь, эй, произнес Бог, ты это что, заигрываешь с чужими богами? Кляйнцайт впервые услыхал его.

Предложи что-нибудь получше, сказал он.

Я над этим подумаю, сказал Бог.

Ты знаешь результаты Шеклтона-Планка? – спросил Кляйнцайт.

Рассказывай, сказал Бог.

Кляйнцайт рассказал.

Ладно, сказал Бог. Предоставь это мне. Свяжусь с тобой позже.

Ты знаешь, где меня найти? – спросил Кляйнцайт.

У меня есть твой номер, ответил Бог и отключился.

Сестры не будет до самого утра. Кляйнцайт посмотрел на брючный костюм, накинутый на спинку стула, взял в руки брюки, поцеловал их, вышел.

Он забрел в Подземку, сел в поезд до моста, перешел его, увидел старикашку с лицом хорька, который играл на губной гармошке, дал ему десять пенсов.

– Благослови тебя Бог, папаша, – произнес старикашка.

Кляйнцайт повернулся, пошагал обратно. Старикашка снова сунулся к нему кепкой.

– Я дал, – сказал Кляйнцайт. – Я тот же человек, который только что проходил мимо вас в другую сторону.

Старикашка качнул головой, нахмурился.

– Ладно, – сказал Кляйнцайт. – Может, этого и не было. – И дал ему еще десять пенсов.

– Благослови тебя Бог вдругорядь, папаша, – сказал старикашка.

Кляйнцайт вновь вошел в Подземку, доехал до станции, где он последний раз видел Рыжебородого. Не находя его, долго бродил по коридорам, искал новые сообщения на кафельных стенах, прочел ВСЕ НИ К ЧЕРТУ, обдумал это, в другом месте прочел: ЕВРОПА НИ К ЧЕРТУ, КРОМЕ ВЕРХНЕЙ ¼ ФИНЛЯНДИИ И ВЕРХНЕЙ ПОЛОВИНЫ НОРВЕЖСКОГО ПОБЕРЕЖЬЯ, обдумал и это. На киноафише известный премьер-министр, изображенный в виде моложавого офицера с пистолетом в руке, злобно глядел вокруг себя, говорил от руки: Я должен кого-то убить, даже британские рабочие сгодятся. СМЕРТЬ ЧЕРНОМАЗОЙ СРАНИ, ответила стена. Наконец Кляйнцайт нашел Рыжебородого – тот сидел на лавке на перроне северного направления со своей скаткой и хозяйственными сумками, – присел рядом.

– Что думаешь о верхней четверти Финляндии? – спросил Кляйнцайт.

Рыжебородый покачал головой.

– Мне плевать на текущие события, – ответил он. – Я газет не читаю или чего-то. – Он протянул ключ. – Они замок поменяли.

– Кто? – спросил Кляйнцайт. – Какой замок?

– ТОЛЬКО ДЛЯ ПЕРСОНАЛА, – ответил Рыжебородый. – Я там весь год друшлял. А теперь заперто. Не могу дверь открыть.

Кляйнцайт покачал головой.

– Интересно, да? – спросил Рыжебородый. – Пока я делал то, чего хотела желтая бумага, мне удавалось отпирать ту дверь. У меня было место, где приклонить голову, выпить чашку чая. А как не стало желтой бумаги, не стало и двери.

– Где ты раздобыл ключ? – спросил Кляйнцайт.

– У последнего человека желтой бумаги.

– В смысле – «последнего человека желтой бумаги»?

– Тощий такой, глянешь – того и гляди вспыхнет пламенем. Не знаю, как его звали. Он еще на цитре играл на улице. Желтая бумага оказалась ему не по зубам, как и мне. Даже не знаю, что с ним потом сталось.

– А что он делал с желтой бумагой? Что ты с ней делал?

– Любопытство тебя прикончит.

– Если не оно, так что-нибудь другое, – ответил Кляйнцайт. – Ну и что же ты делал?

Рыжебородый, похоже, замерз, он весь дрожал, боялся, обхватил себя руками.

– Ну, она чего-то хочет , разве нет. В смысле, желтая бумага – не как деревья или камни, не в свое дело лезет, ну. Она деятельная , э? Чего-то хочет.

– Ерунда, – сказал Кляйнцайт, ощущая холод, дрожь, ощущая глубокий озноб и безмолвие, холодные лапы у своих стоп.

Рыжебородый посмотрел на него, глаза голубые и пустые, какупотерявшейсяголовыпупса, гниющейнапляже. Морщась, вскрикнули рельсы, их саднило, с ревом примчался поезд, раскрыл свои двери, закрыл свои двери, отъехал.

– О да, – произнес он. – Ерунда. Не ты ли говорил мне, что она заставила тебя написать тачку, полную клади, а потом тебе дали под зад?

– Тогда ладно, чего она хочет? – спросил Кляйнцайт со страхом в кишках. Чего там, ради небес, бояться.

Вообще ничего, донесся откуда-то черный косматый голос. Ху ху. В Кляйнцайте открылась боль, словно дивные резные двери. Прелестно, подумал он, заглянул за двери. Ничего.