Анатолий Салуцкий - Немой набат. Книга вторая

— Ну.

— Но не знаешь, кто загнал его насмерть.

— Кто?

— Подлевский.

— П-подлевский? — Он даже стал заикаться. — Подлая фамилия. Та пьянь ее и назвал. Неужто с поджогом тот самый?

— Тот давно помер. Сын его.

— Сын?

Они долго сидели молча. Виктор понимал, что старик мучительно переваривает страшную весть, пытается увязать далекое прошлое с настоящим. Беззвучно шевелил губами, но по ним без труда можно было прочесть: «Подлевский, Подлевский...» Наконец хрипло повторил:

— И что делать?

Донцов приступил к своей заготовке:

— Ты же понимаешь, их цель не дом спалить, а Веру с Яриком сжечь.

Старик перебил сразу:

— А чего ты ночью их не увез? Тянуть нельзя, грузи и сегодня же в Москву.

— Нельзя, Дед.

— Как нельзя? Отчего?

— Эта зараза просто так не лечится. Я в город не зря гонял, все разузнал, составил план действий.

— Каких еще действий?

— Придется держать оборону от супостата. Давай договоримся так: будем делать как я скажу.

Дед снова надолго замолчал, а Донцов снова не тревожил его, понимая, какого накала внутренняя борьба идет в душе этого человека. Ясно, его гложет естественная житейская мысль: умотался бы сейчас Власыч с семьей в Москву — и зачем Подлевскому поджог? Но и сомнения одолевают: ужасная угроза нависла над женой и сыном Власыча, а он их не увозит. Видать, не все так просто.

В третий раз спросил:

— И что надо делать?

Ключевым было слово «надо». Через него Дед дал понять о своем решении.

Виктору почему-то вспомнилась одна из вечерних неформальных посиделок в комитете Госдумы, когда обсуждали менталитет возрастных политиков: более осторожны, осмотрительны, однако же терять им по-крупному нечего, а потому в трудных ситуациях могут отважиться на серьезные решения. Не все эту точку зрения поддерживали, ссылаясь на конкретные примеры, и все же есть в ней своя сермяжная правда. Но разве только политиков касаются возрастные изменения психологии?

Между тем разговор пошел, и Донцов начал с частностей, не без резона полагая, что для Деда они важнее общих вопросов:

— Прежде всего о приготовлениях. Буду говорить по пунктам, а ты запоминай. Что непонятно, спрашивай.

Старик кивнул.

— Первое: в метре от передней и задней двери набьешь на пол короткие упорные бруски. Второе: обе двери снимешь с петель.

— Это еще зачем?

— А ты думаешь, супостаты снаружи не подопрут двери кольями? Законопатят, да еще как! Потому надо их обхитрить. Двери снять с петель и подпереть их изнутри, чтоб не упали. Из-нут-ри! Длинными брусками. И если, не дай бог, что — выбить бруски, и сами — на улицу. Двери-то внутрь рухнут.

Дед вприщур посмотрел на Донцова. Тоскливо, видимо из-за спазма в горле, прохрипел:

— Выходит, дом... того?

Виктор обнял старика за плечи:

— Если что случится, даю слово: к следующему июлю на этом месте будет стоять новый дом, краше нынешнего, обветшалого. А вы с Антониной на зиму — в Москву, к Катерине.

Дед опять долго смотрел на Донцова. Видимо, Власыч в звании бизнесмена внушал ему доверие по части нового и быстрого строительства. Пробурчал:

— Только чтоб бревенчатый. Кирпич, блоки не признаю. Мы всю жизнь в деревах. Хотя нам с Антониной скоро домовина понадобится, но детям-то мы должны родительское гнездо оставить. Вдруг кто вернется?

— Дед, думаешь, я не понимаю, как тяжко терять дом, в котором вырос и жизнь прожил? Все, все понимаю. Но если мы этого Подлевского не изловим, покоя нам не будет.

Донцов намеренно озадачил Деда несбыточной целью, хотя в глубине души жила у него надежда, что те, кто предупредил о поджоге, действительно начали облаву на Подлевского.

Дед встрепенулся:

— А как его изловить?

— Погоди, не сбивай. Я привез два пустых чемодана. Пусть Антонина сегодня же сложит в них самое ценное и памятное, включая иконы и фотографии. Чемоданы увезу в Москву. Та-ак... — Спросил сам себя: — Что еще? Да, когда скажу, отключи газ. Счетчик на улице, там же кран. Если нет накидного ключа, приготовь пассатижи. С этим вроде все. Теперь давай по делу.

Но Дед уже крутил в голове свою мысль, сказал:

— С дверьми хотя не хотя, а делай. Но как ты его поймаешь, ежели мы не знаем, на когда он злодейство задумал? А вдруг этой ночью?

— Ну ты же должен понимать, что они за домом смотрят. Пока я здесь, ничего не будет. Здоровый, крепкий мужик вмиг окна высадит и всех спасет. Нет, Дед, они ждут, когда я уеду.

— А все равно — когда? Тебя неделю не будет. Каждую ночь караулить?