Катя Миллэй - Море спокойствия

– Разве его можно в этом винить? Я ведь так отвлекающе хороша, – с невозмутимым видом говорю я, лишь бы увести разговор от меня и Дрю. Иначе ничем хорошим это не закончится. К тому же то платье предназначалось для Джоша, а не Дрю.

– Все не можешь забыть, да?

– А почему я должна забыть? – У меня есть целый список вещей, которые я хотела бы забыть, и это в его число не входит. Его слова я прокручивала в голове тысячу раз. Возможно, потому, что он назвал меня не «красивой», «потрясающей», «великолепной» или каким еще дурацким словом. Он сказал, я «хороша» – и в это вполне можно поверить.

– Потому что это самая большая глупость, что я когда-либо говорил, так что тебе лучше забыть, – практически на одном дыхании выпаливает он. В моей памяти мгновенно вспыхивает воспоминание о том, как он вчера вечером скрылся в коридоре с одной из самых красивых девушек, каких я когда-либо видела. Светловолосая, загорелая, вся разодетая – не то что я.

– Считай, что забыла. – Я заканчиваю шкурить одну сторону полки и кладу ее на верстак. Встаю, отряхиваю джинсы от древесной пыли, чувствуя на себе его взгляд. – Уже поздно. Мне пора идти. – Я не стала оставаться здесь вчера и ни за что не останусь сегодня.

– Увидимся завтра? – бросает он мне вслед, когда я шагаю к своей машине.

В ответ я, не оборачиваясь, машу ему через плечо.

Джош

Я оказываюсь на подъездной дороге возле ее дома раньше, чем она успевает вставить ключ в замок. Сорвался с места, как только она свернула с моей улицы, потому что больше так не мог.

– Можно войти?

Настя открывает дверь и входит внутрь, я следую за ней.

– Не стоит говорить того, что сам не считаешь правдой. Я не настолько ущербна, чтобы нуждаться в пустых комплиментах. – Она запирает за мной дверь, швыряет на столик в прихожей сумку, а вместе с ней перцовый баллончик и ключи с брелоком в виде палочки, который всегда носит с собой.

– Я считаю это правдой. Просто было глупо об этом говорить.

– Ух ты. Еще лучше. Да ты прям в ударе. Продолжай.

– Ты не собираешься облегчать мне задачу, да?

– Это были самые приятные слова из всех, что я слышала за то время, пока живу здесь, а ты отнял их у меня. Так что нет.

– Я не хотел.

– Но все же сделал.

Да, сделал. Отказался от своих слов. Как она ни старается, у нее не выходит скрыть боль, отражающуюся на лице.

– Ты ведь знаешь, что я сказал правду. В конце концов, я обычный человек. Мужчина. И далеко не слепой. Хочешь, еще раз повторю? Ты отвлекающе – даже если такого слова не существует – хороша. Настолько хороша, что я заставил Клэя Уитакера нарисовать для меня твой портрет, чтобы смотреть на него, когда тебя нет рядом. Настолько хороша, что однажды, работая в гараже, я лишусь пальца, потому что рядом с тобой невозможно сосредоточиться. Настолько хороша, что я жалею об этом, потому что мне хочется отдубасить любого парня в школе, кто хоть раз посмотрит в твою сторону, особенно собственного друга. – Я замолкаю, чтобы перевести дыхание. – Этого достаточно? Я могу продолжать. – Действительно могу, даже если, выдав все это, не сказал ей всей правды. Она не просто отвлекающе хороша. Она самая прекрасная девушка, которую я когда-либо видел. Мне так сильно хочется прикоснуться к ней сейчас, что я с огромным трудом держу руки при себе.

– Как такое возможно? – Настя вглядывается в мое лицо, ищет мой взгляд, будто не до конца верит моим словам. Глаза ее широко распахнуты – в них можно утонуть с головой. – Я сотни раз переодевалась у тебя дома. Ты даже не пытался подсмотреть. Я спала в твоей постели. Ты ни разу не притронулся ко мне.

– Я не знал, что можно.

– Ты ждал разрешения? – Она смотрит на меня как на сумасшедшего. Может, я и впрямь чокнутый.

– Да, я парень. Но не подлец. – Молчание, которое раньше так успокаивало, теперь кажется мне пыткой, и я быстрее стремлюсь его нарушить. – Я не Дрю.

Она берет в руку брелок с ключами и начинает его раскручивать – мне становится ясно, что это оружие. Ключи, прицепленные к одному концу палочки, вращаются так быстро, что сливаются в одно пятно. Мне хочется остановить их, но я боюсь удара по руке, поскольку понимаю: будет очень больно.

– На самом деле, Дрю не подлец – это всего лишь роль, – говорит она и, поморщившись, качает головой. – Прости. Это не смешно.

– Совсем не смешно, – улыбаюсь я. – Но ты права. Он действительно не подлец. – Почему-то от мысли, что она видит его насквозь, мне делается радостно на душе.