Катя Миллэй - Море спокойствия

– А не проще найти то, что тебе нужно, в интернете?

– Какое в этом веселье? – спрашиваю я. Хотя она права: это действительно проще, но мне нравится самому ходить по магазинам.

– А какое веселье в этом? – Она открывает дверь и с преувеличенной неохотой тащится внутрь магазина.

– Признай, тебе же здесь нравится.

– Мне?

– Тебе.

– С чего ты это взял?

– Я тебя знаю: никто не может заставить тебя делать то, что ты не хочешь. Если б ты не хотела ехать, то никуда бы не поехала. А если б не поехала, то не была бы здесь. Отсюда следует вывод: если бы ты не хотела ехать, тебя бы сейчас тут не было. Но ты здесь, а значит, в соответствии с принципами Солнышка ты хочешь здесь быть.

– Ненавижу тебя.

– Это я тоже знаю, – небрежно бросаю я, и в ответ один уголок ее губ приподнимается.

– Я услышала от тебя так много слов сразу – уже ради одного этого стоило поехать. Такое может больше не повториться.

– Скорее всего, нет.

– Тогда напомни мне, почему ты не хочешь, как все современные люди, воспользоваться интернетом.

Я пожимаю плечами: возможно, мое объяснение покажется ей глупым.

– Люблю находить то, что больше никто не ищет. Вещи, о существовании которых я не подозревал. Мне даже не нужно их покупать. Достаточно найти их, знать, что они есть. Вот что мне нравится.

– Но здесь же одно старье.

– Это антиквариат. В этом все и дело.

– Так почему бы просто не купить новую вещь? – Она останавливается и оборачивается ко мне.

– Мне нравятся старинные предметы, – отвечаю я и, положив руку ей на спину, подталкиваю вперед. – Они многое повидали за свою жизнь. И живут до сих пор.

– Неужели все они стоят тех денег, которые за них просят? – Она изучает ценник на резном серванте из красного дерева.

– Все зависит от того, насколько сильно ты хочешь ее заполучить. Каждая вещь стоит столько, сколько ты готов за нее заплатить.

– И ты можешь позволить себе что-то из этих вещей?

– Да.

– Так хорошо идут продажи мебели? – Она сильно удивлена.

– Нет. – Моя мебель неплохо продается, но не настолько хорошо, чтобы на вырученные деньги позволить себе антиквариат. Просто нет времени активно этим заниматься.

– Ох. – Настя больше ничего не спрашивает, но я все равно скажу ей, даже если ненавижу об этом говорить.

– У меня много денег.

– Насколько много?

– Миллионы. – Я слежу за выражением ее лица. Миллионы. Звучит, конечно, абсурдно. Я никогда об этом никому не говорил. Знают только те, кто знал всегда. Даже странно произносить это вслух. Я не говорю о деньгах. Стараюсь не думать о них. Вместо меня этим занимаются мой собственный юрист, два бухгалтера и финансовый советник. Если завтра все эти вопросы вдруг лягут на мои плечи, я не буду знать, что с этим добром делать. Скорее всего, стану хранить деньги под кроватью.

– Неудивительно, что у тебя не возникло проблем с освобождением от опеки, – сухо замечает она.

– Неудивительно.

Она прищуривается.

– Ты ведь не врешь. – Она внимательно вглядывается в мое лицо, и я качаю головой. – Ты ничего не тратишь. – Это не вопрос.

– Отец не хотел притрагиваться к этим деньгам, и я стараюсь делать это как можно реже. Беру только на оплату счетов, потому что из-за учебы в школе пока не могу достаточно зарабатывать на жизнь. – Нельзя сказать, что я ненавижу эти деньги, поскольку они мне нужны. Но мне ненавистно то, что они олицетворяют, и с ними я никогда не буду счастлив.

– Ты что-нибудь купил на них?

– В прошлом году приобрел грузовик, когда старенький папин пикап наконец накрылся. А еще антикварный столик.

– Это который?

– Тот темный, что стоит у дальней стены в гостиной, возле стеклянных раздвижных дверей.

– Темный? И все?

– Ты о чем?

– Ну, обычно ты в таких красочных эпитетах восхищаешься изгибами дерева, симметрией линий, единством формы и функциональности. – Настя произносит это высокопарным тоном, энергично размахивая руками.

– Неужели я так говорю?

– Только когда дело касается дерева и мебели.

– Я похож на напыщенного барана.

– Тебе виднее.

Она устремляется в глубь магазина, где на стеллажах выставлены всевозможные керамические изделия, вазы и лампы.

– Мне нужно к пяти быть дома, – говорит она, переворачивая ценник в три тысячи долларов на какой-то безобразной лампе с основанием в виде арлекина. – Вот такую хочу, – саркастично добавляет.

– Почему к пяти?

– Надо встретиться с Дрю для подготовки к дебатам. Скоро очередное соревнование. О необходимости владения государством ядерным оружием. Очень увлекательная тема.