Катя Миллэй - Море спокойствия

Я с самого утра не вспоминал про Дрю, да и сейчас не горю желанием говорить о нем. Однако зная его, уверен, что он может что-нибудь ляпнуть ей вечером, поэтому нужно заранее обезопасить себя.

– По поводу вчерашнего, – начинаю я и тут же ловлю себя на мысли, как банально это звучит. Теперь и сам понимаю почему. Она не прекращает внимательно разглядывать уродливую вазу, а сама при этом слушает. Она всегда слушает. – Я сказал Дрю, чтобы он держал свои руки подальше от тебя.

– Зачем ты это сделал? – Должно быть, мои слова заинтересовали ее больше вазы: она оборачивается ко мне.

– Потому что из-за него о тебе болтают всякие гадости. – А еще я ревную. По сути это и есть настоящая причина, поскольку нас обоих мало волнует, кто и что там говорит. – Но это не мое дело, так что прости.

– И он согласился? – В ее голосе слышатся нотки потрясения и удивления.

– Пришлось прибегнуть к методам убеждения.

– Что же это за методы такие, раз они подействовали на Дрю? – смеется она.

– Я соврал, – отвечаю я, даже сейчас вру. – Сказал ему, что ты моя. – Она молчит, поэтому я продолжаю: – Прости. Я не хотел выставлять все так, будто ты какая-то игрушка.

Я жду от нее какой-то реакции – ничего. Она переворачивает ценник на шкатулке для драгоценностей лицевой стороной и ставит ее на место.

– Если это фигурка Лары Крофт, я не против.

– Разумеется. – Я улыбаюсь, но улыбка выходит вялой. – С такой же идеальной фигурой.

– Идем отсюда, – говорит она, направляясь в начало магазина. – Если ты не собираешься покупать мне клоунскую лампу за три тысячи, то делать нам здесь нечего. Ты мне еще мороженое обещал.

Когда мы съедаем по порции мороженого, я веду ее в еще одну антикварную лавку в старой части города. После этого мы отправляемся домой. На обратном пути между нами на сиденье восседает керамическая статуэтка кота, разрисованная всеми цветами радуги, – Настя настояла, чтобы я купил его ей. Мне не терпится поскорее добраться до дома, потому что этот кот меня до смерти пугает. Наверное, она заметила мелькнувший в моих глазах страх, когда в магазине взяла его в руки, и после этого ни в какую не захотела уходить без него. Я пытался уговорить ее на покупку браслета вместо того, что она потеряла в свой день рождения, поскольку чувствовал себя действительно виноватым. Но она наотрез отказалась. Сказала, это неприемлемо – понятия не имею, что она имела в виду. Видимо, кошмарные керамические коты более приемлемы, раз она выбрала одного из них. Всякий раз, бросая взгляд на кота, Солнышко расплывается в улыбке, и это в десять раз дороже того, что я за него заплатил.

– Спасибо, что съездила со мной, – говорю я. Лишь бы не молчать, пока она достает из сумки ключи.

– Тебе спасибо за кота. – Она снова улыбается, подхватывает статуэтку и подносит к своему лицу. – Я назову его Волан-де-Мортом. – Затем сажает его на колени, словно настоящего кота, и на миг меня охватывает страх, что он действительно сейчас ее укусит.

– Не за что, – говорю я совершенно искренне, пусть и звучит это весьма глупо.

Она аккуратно берет кота под мышку, хватается за дверную ручку, но, прежде чем выскочить из машины, оборачивается ко мне.

– И к твоему сведению, – говорит она, улыбка на ее лице гаснет, глаза неотрывно смотрят на меня, – тогда ты не соврал.

Настя

Дверь в гараж Джоша открыта, когда я, возвращаясь домой от Дрю, проезжаю мимо. Он сидит на табурете и вручную шкурит кусок дерева. Должно быть, ему нужно срочно закончить работу, потому что обычно шлифовку он оставляет мне.

– Ты уже все? – спрашивает Джош. Я беру у него наждачную бумагу, чтобы узнать ее зернистость, и возвращаю ему. Потом достаю из шкафчика еще один лист шкурки и сажусь рядом.

– На сегодня – да. – Поднимаю одну из досок. – Вдоль волокон или поперек?

– Все шкурить вдоль. – Он показывает на детали, лежащие между нами на верстаке.

– Что это будет? – Я указываю подбородком на кучу досок, пока прикрепляю наждачную бумагу к шлифовальной колодке.

– Книжная полка. Саре на день рождения.

Я киваю и принимаюсь шлифовать одну из деталей. Следующие несколько минут слышится лишь убаюкивающее шуршание наждачной бумаги по дереву. И тут он замечает:

– Ты переоделась.

Я окидываю взглядом свои джинсы и черную футболку, которые надела после того, как он высадил меня у дома, и пожимаю плечами.

– И правильно сделала. Будь ты в том платье, Дрю не смог бы сосредоточиться.