Маартен 'т Харт - Полет кроншнепов

Алое закатное зарево мало-помалу блекнет. Горы становятся мглисто-серыми. Ночь опускается сразу. Около станции горной дороги слышится карканье воронов, но сейчас, ночью, оно не кажется таким резким. Птицы взлетают откуда-то из-под наших ног и исчезают в направлении Юнгфрау. У нас есть еще полчаса до отхода поезда, и мы идем в ресторан на холме неподалеку от станции. Я покупаю открытку с видом Юнгфрау в лучах солнца и сажусь за столик. Итак, встреча с сестрой Марты не состоится. Позже я, вероятно, буду сожалеть об этом. А сейчас я знаю, что поступаю правильно. Чего только мне не пришлось пережить с того дня, как впервые увидел ее! Какая картина из всего происшедшего за это время рисуется в моей памяти! Страшно подумать! Что же — другой быть просто не могло.

— Пишешь? — к столику подходит Адриен.

— Да.

— Кому же?

— Моей девушке.

Правильно ли я делаю? Но в моей лжи есть расчет.

— Ach so [40] Здесь: Вот оно что (нем.) . , Мартин, а нам-то ничего не рассказал, — с иронией замечает Эрнст.

— Почему, Адриен знает, — отвечаю я.

На горы опустилась ночная мгла.

— Из вас получилась бы прекрасная пара, — вырывается вдруг у меня.

Адриен смущается, а Эрнст громко смеется.

— Ach so [41] Здесь: Ну (нем.) . , Мартин, какие слова, но ведь пока ничего не произошло и не решено, хотя Адриен и я, мы сегодня лучше узнали друг друга и, пожалуй, многое поняли.

— Сегодня утром вы еще не называли друг друга по имени, — говорю я.

— Du bist so weise, Мартин, vielleicht zu weise [42] Здесь: Ты такой проницательный, может быть, даже слишком (нем.) . .

Адриен говорит «проницательный», и мне делается больно, как, впрочем, и сам разговор доставляет мне немалую боль. Именно потому, что я проницательный, слишком проницательный, я вел себя как последний дурак: ведь только благодаря моей «проницательности», так сказать, — ее можно назвать и наивной близорукостью — ей удалось привлечь к себе его внимание. Я постепенно возвращаюсь к обычным отношениям, тени исчезают, я ревную. Но я могу просто сделать вид, будто мне все равно, у меня, в конце концов, есть девушка. Иногда я позволяю себе солгать.

— Я неплохо изучил вас, — говорю я, — у вас обоих сходная судьба, это напоминает мне некоторых моих друзей, в прошлом католиков. Вы же — в прошлом женатики и подходите друг другу как нельзя лучше, так что вам обеспечен счастливый брак…

— Ладно, Мартин, какой там брак, — досадливо обрывает меня Эрнст, — давай лучше что-нибудь выпьем.

И тут до нас доносится свисток локомотива. Торопливым шагом мы устремляемся вниз. Горы уже по-ночному черные. Эрнст и Адриен занимают места напротив меня. Что помешало мне вести себя иначе? Почему она влюбилась в Эрнста, а не в меня? Могла ли она вообще влюбиться в меня? Нет, я не создан для того, чтобы в меня влюблялись. Из-за моей проницательности? Чепуха, просто ей нужен был Эрнст, а меня она использовала в качестве приманки. Какая проницательность, Мартин. Да, так принято утешать неудачников.

— Ты завтра едешь? — спрашивает она неожиданно.

— Да.

— А Голландия красивая страна? Ни разу не была там.

— Была красивой, — отвечаю я, — потому что низменности и болота всегда красивы. Но все это уничтожили: понастроили дорог, не посчитавшись с природой, без какой-либо на то нужды обезобразили современными домами польдеры. Лишь кое-где еще случайно можно наткнуться на клочок нетронутой природы. Но такой красоты, как в Шиниге-Платте, у нас невозможно представить.

— А неплохо мы придумали с программой-миди, — говорит Эрнст.

— Если не считать «трубы» на Обербергхорне. — Я говорю это не потому, что так думаю, но с целью сбить с него спесь.

Где-то в глубине поблескивают огоньки Интерлакена, и Адриен говорит, обращаясь ко мне:

— Ты знаешь стихотворение «Осень» Рильке?

Я мотаю головой, и она приглушенным голосом, хотя кругом никого нет, читает по памяти:

Сон не идет. Зато пришел страх. По временам я не могу сдержать дробный стук зубов. С меня градом льет пот, будто я только что вышел из воды. Я падаю и падаю в «трубу», вижу это падение, оно повторяется и с других вершин, не только с Обербергхорна, я проваливаюсь в страшные пропасти, и где-то внизу поблескивает Бриенцское озеро. Кошмарные горячечные видения, их невозможно отличить от правды, хотя я знаю, что не сплю, что все это мне кажется, но не могу совладать с громоздящимися фантасмагориями. Вот я, истекающий кровью, лежу, распростертый, на скалах, и снова я обрываюсь вниз, мелькают зеленые склоны гор, подо мной сосны, сейчас они пронзят меня, но нет — это остроконечные скалы, мне суждено упасть на них и погибнуть от голода и жажды. И снова это жуткое падение, я делаю отчаянные попытки прогнать кошмары и вызываю в воображении картины прошлого: тростниковые заросли в солнечных лучах летнего дня, стаю кроншнепов, брачные танцы чомги, — тогда приходит облегчение, но на короткий момент, и в следующий миг я падаю, безудержно лечу в бездну.