Маартен 'т Харт - Полет кроншнепов

Я пью вино частыми глотками, и только сейчас до моего сознания начинает доходить, как много здесь собралось людей. Возникает привычная мысль: а ведь она вполне могла бы быть здесь. Со мной это бывает часто — в поезде, на перроне, в концертном зале или вот как сейчас — на званом вечере. Возможно, Марта где-то близко. Я пристально вглядываюсь в заполненное гостями пространство зала. Может быть, она среди них? Разговаривает с кем-то? Чем больше я пью, тем чаще и чаще среди женских лиц вокруг мне видятся ее черты. Сходство по случайному совпадению проявлялось вдруг то в знакомой складочке под глазами, то в похожем движении рук или цвете волос. Мне всегда достаточно небольшого опьянения, как сейчас, чтобы ощутить слабое подобие того, что зовется счастьем, испытать грустную радость, какой наполняет душу эта тусклая тень настоящего. Надо поскорее уйти отсюда, новобрачных я уже поздравил, виноград вручил. Чего же я медлю? Жакелин на самом деле очень хороша; Якоб как будто счастлив, но выглядит несколько потерянно возле своей великолепной невесты: выпь рядом с пурпурной цаплей. И вот, когда обозначилась пауза в поздравлениях и рукопожатиях, он вдруг оставляет ее и начинает протискиваться сквозь толпу гостей. Подходит ко мне.

— Сегодня по случаю нашей свадьбы мы устраиваем вечеринку. Собираемся в чайной на дюнах рядом с аэродромом. Придешь?

— Слушай, тебе прекрасно известно, — отвечаю я холодно, — что я ни на какие вечеринки не хожу.

— Верно, но я тебе не раз говорил, что, если и дальше так будет продолжаться, ты окончательно превратишься в затворника.

— Это уж моя забота.

— Маартен, ну что это за праздник, если на нем отсутствуют мои лучшие друзья?

— Обещать не буду, — отвечаю я.

— И не надо обещать, просто приходи.

— Якоб, Якоб, — слышится голос Жакелин.

— Мне пора, до вечера.

Новобрачных поздравляет молодая женщина; я могу различить только темные волосы, лица не видно. Но ее фигура, манера держаться мне знакомы. Неужели это случится сейчас? Или я просто выпил лишнего? Надо еще ненадолго остаться, разглядеть ее лицо. Она продолжает разговаривать с невестой и не поворачивается в мою сторону. Но вот она направилась куда-то, теперь я хорошо вижу ее лицо. Нет, это не она, определенно не она. Однако какое поразительное сходство! Стараясь не привлекать к себе внимания, я пробиваюсь поближе к ней. Она стоит у полуоткрытой двери, за которой среди бутылок и закусок суетятся потные люди, занятые обслуживанием гостей. Наконец-то я могу разглядеть ее хорошенько. Действительно сходство потрясающее. Это как раз и выводит меня из равновесия — в лице девушки я нахожу нечто незнакомое мне, и волосы у нее иного, более темного оттенка, чем у Марты. Двенадцать лет я тщетно пытался воскресить в памяти ее облик, долгих двенадцать лет заставлял себя сначала вспоминать лица ее подруг, порой перед моим мысленным взором вдруг мелькал какой-то фрагмент ее лица, рот, глаза, но никогда я не видел его целиком. Иногда она мне снилась. Я просыпался, короткое мгновение видел перед собой ее образ, но стоило мне попытаться удержать его в памяти, как он тотчас распадался на множество осколков. Меня и сейчас не оставляет чувство обескураживающей досады от бессилия вспомнить, как она выглядит. Действительно, лицо этой женщины очень похоже, но только похоже на лицо Марты. В ее взгляде отсутствует то необычное, неуловимо-странное, чем выделяются почти по-азиатски раскосые глаза Марты, недостает ей и характерно приподнятых скул. И волосы у нее другие — более длинные и меньше вьются.

У себя в лаборатории я достаю бутерброд. За стеклом сконструированной мной установки я наблюдаю колонию клеток. Какой долгий путь я прошел, чтобы стать тем, что я есть сейчас. В самом начале я работал с пресноводными полипами, и мне удавалось без особого напряжения из единственной клетки вырастить целый организм. В тот период я не мог еще до конца прочувствовать, зачем я занимаюсь клонированием, почему из одной клетки мне нужно вырастить целый организм, а может быть, и понимал, но как раз поэтому хотел, наверное, доказать самому себе, что это невозможно и никогда не будет возможно, исключая, разумеется, полипы и более высокоразвитые организмы, например каракатицу, но млекопитающее — никогда. Но вот теперь у меня получаются опыты с клеткой гребенчуковой песчанки. И если продолжить их, то, вероятно, я получу положительный результат. Мне известно наверняка, что я буду продолжать свою работу в попытке доказать невозможность положительного исхода, но, как ни странно, после того приема к сотворенному мной идеалу, которого я не хотел бы достигнуть никогда, добавилось нечто новое. Все дело в той самой девушке, которую я видел на приеме. Она походила на ту, другую, но не была ею. И я пришел к заключению, что страдание от близкого сходства куда мучительнее страдания от мысли никогда не увидеть. К чему теперь продолжать? Но ведь это всегда делалось ради того, чтобы доказать невозможность, разве не так? Для чего же я всегда стремился это доказать? Наверное, встретив девушку, я еще питал слабую надежду увидеть ту, другую. Когда же я наконец разберусь в своем собственном сердце?