Леонид Пузин - Луна в Водолее [СИ]

— Илья Давидович, по-моему, всё — не так скверно. Ну — чтобы вам обязательно уезжать из России. Великореченск — ещё не показатель. Хотя…

— Вот именно, Лев Иванович — хотя… нет, что дело дойдёт до тотального геноцида — не думаю… однако локальные погромы — к сожалению, вполне вероятны… причём, скорее всего, начнётся не с евреев, а с лиц мифической «кавказской национальности»… а нас уже, так сказать, оставят на закуску… да нет — вздор! Надеюсь, у нынешних властителей России хватит ума и воли, чтобы не допустить такого безумия!

— И я, Илья Давидович — тоже! Очень надеюсь… вопреки всем наметившимся тенденциям… ну — как на чудо…

— Как на чудо, Лев Иванович — не следует. Ведь вы, кажется, полностью согласились с «эволюционистскими» идеями Петра?

— Согласился, Илья Давидович. Ведь это, в сущности, и мои идеи — только у меня они ещё не совсем оформились… а Пётр их, так сказать, озвучил… хотя… этот его «постулат», что Богу необходимо альтернативное сознание, действительно — гениально!

На какое-то время, отойдя от «проклятой» темы прошлого, настоящего и будущего России, разговор принял необременительный религиозно-философский характер. С лёгкими разносторонними шатаниями. Постепенно уклоняясь в область художественного творчества. В конечном итоге — к Алексею Гневицкому. К его будто бы внезапному поразительному прозрению — когда живописец сумел вдруг открыть такое… причём, не только для себя, но и для нас… взять хотя бы эту потрясающую скульптуру… ведь сколько великих художников оставили нам — каждый своего — Христа, но это, скромное по размерам творение Алексея…

— …а никакого, Лев Иванович. Никакого влияния с моей стороны. Во всяком случае — сознательного. Хотите верьте, хотите не верьте — всё получилось само собой.

Отвечая на прямой вопрос Окаёмова, Илья Давидович постарался внести максимальную ясность в не совсем обыкновенную историю творческого преображения художника.

— У меня ведь и в мыслях не было заказывать свой портрет — ну, как это повелось у нашей новой «аристократии». Если хотите, не тот статус. Да и вообще, с Алексеем Петровичем мы познакомились случайно. Где-то в октябре — на их осенней выставке: то ли «Радуги», то ли «Дороги» — не помню. Задержался возле его картины… такой, знаете, очень странный пейзаж с фигурами… нет, Лев Иванович, если в ретроспекции, поворот в творчестве Алексея, наметился раньше — до знакомства со мной… стою — рассматриваю — а он подходит… ну, слово за слово — познакомились. И вдруг он загорелся: говорит, у вас такое интересное лицо — грех не написать. Я поначалу отнёсся с прохладцей к этой идее, но Павел уговорил. И не только меня, а и Виктора Евгеньевича — ну, чтобы он оплатил. Так что: всё честь по чести — никуда не денешься, пришлось позировать. А дальше… разумеется, во время сеансов мы не молчали, но, полагаю, дело не в сказанном… Чувствую — Алексея захватывает всё больше и больше… до того вработался, что такое ощущение, будто он не только здесь, но и где-то ещё… причём — не только душой, но и телом… смейтесь, смейтесь, Лев Иванович, а правда! Временами казалось, что он уже не совсем материальный… как бы это… ну, будто, если пожелает, может сразу оказаться в нескольких местах… Хотя, если честно, это только мои ощущения — ни Павел, ни Пётр ничего такого не чувствовали. А вот когда Алексей Петрович закончил портрет — да… и им, и многим другим стало казаться, что моё изображение неуловимо меняется: то есть — не Алексей не вполне материален, а созданная им картина…

— И мне! — не удержался от восклицания астролог. — Знаете, Илья Давидович — да! Именно ощущение того, что изображённый на портрете человек может вот-вот исчезнуть! Я ведь в живописи понимаю плохо, но этот ваш портрет меня сразу же зацепил! И, в отличие от «Цыганки» — непонятно чем! Портрет как портрет — никаких, по выражению Владимира, «фокусов», но… а ведь в значительной мере, Илья Давидович, вы «виноваты» сами! Да-да! Иметь такое разительное сходство с Ликом Христа на Туринской Плащанице — это, если хотите, наглость! Вам ведь, наверное, говорили?

— Что «наглость» — вы, Лев Иванович, первый. — По достоинству оценил шутку Илья. — А вот, что имею некоторое сходство с Ним — да, говорили, и не один раз… и, по правде, меня это немного пугает. Даже — не столько тем, что по ошибке могут распять. Хотя, зачем же бравировать, этим — тоже… но главное… мои мистические прозрения… я ведь уже говорил вам об огромной ответственности, которую чувствую из-за этого редкого и не совсем обычного дара… а тут ещё внешнее сходство… ей Богу, хоть сбривай бороду и заводи тёмные очки!