Леонид Пузин - Луна в Водолее [СИ]

«Слава Богу, хоть это помнила! — подумала при пробуждении женщина, донельзя испуганная бывшим во сне искушением. — Всюду похоть и всё — соблазн! Господи, оборони! Не введи в искушение, но избавь от лукавого! Исповедаться! Не откладывая! Отцу Никодиму!»

Приняв сие благочестивое решение, Мария Сергеевна встала, наскоро помылась под душем — последние три года вид всякого обнажённого тела (даже — и своего) очень её смущал, а поскольку в сорочке не вымоешься, то все водные процедуры женщина постаралась сократить до необходимого минимума — позавтракала кусочком варёной трески (а отец Никодим всё же настоял на каком-то количестве животных белков в её рационе) и засобиралась на службу: сегодня необходимо выйти пораньше, дабы по пути завернуть в церковь и исповедаться в своих греховных томлениях. Машеньке мучительно не хотелось целый день носить в себе тяжесть явившегося во сне соблазна — лучше самая строгая епитимья, которую, услышав о её гнусных мечтаниях, наложит на неё отец Никодим.

(Нет, всё-таки Враг неимоверно силён, если сумел извратить до прямо противоположного её, казалось бы, самое невинное и благое желание — до сумасшедшей жажды телесных радостей! Когда плотское соитие совершается не по долгу, когда — из похоти! К тому же — будто Врагу было недостаточно одного смятения Машенькиных мыслей! — явил её внутреннему взору вид голого мужского тела. Причём — не самых приличных его частей.)

Работа у Марии Сергеевны начиналась в десять — в храм женщина пришла около восьми, надеясь, что перед службой отец Никодим выкроит время для своей духовной дочери. Вообще-то священник не поощрял «внеурочные» — не связанные с причащением — исповеди, а если они всё же случались, то за грех гордыни накладывал на своих духовных чад дополнительные епитимьи, и, зная это, Мария Сергеевна, обычно, ему не докучала, однако сегодня…

…выслушав женщину, седовласый рыжебородый священник нахмурил густые брови, сверкнул из-под них быстрым «разбойничьим» взглядом и, опустив глаза, надолго задумался:

— Значит, мать, ты вчера не сказала мужу о моём предложении? Да?.. Нехорошо… Очень нехорошо…

— Отец Никодим, ради Бога меня простите, но ведь он вчера был с похмелья. Только попробовала с ним заговорить — Лёвушка мне сразу такое ляпнул, что грех повторять! Так гнусно переиначил слова Спасителя — зла не хватает! Сама не понимаю, как не огрела его поварёшкой!

— Ох, Мария, Мария, небось, думаешь — похвалю? За то, что справилась с гневом? Не похвалю! Куда там… А всё — гордыня! Хотеть быть в миру монашкой — грех. Бесовское наваждение. Сколько, Мария, я тебе говорил об этом? А?

— Говорили, отец Никодим — простите, меня окаянную. Но только… мой Лев Иванович… каждый день за него молюсь — а он… а тут ещё его дьявольская астрология…

— Знаешь, мать, ты мне девчонку из себя не строй! «Молюсь каждый день» — ещё бы! Муж он тебе или не муж? И его астрологию — тоже! Оставь в покое! Сколько я тебе говорил об этом? Да, гадания — тяжкий грех. Как всякое ведовство. Однако, Мария, для твоего Льва Ивановича это не ведь прихоть? Заработок — не так ли?

— Ну да, заработок! Нужны мне такие заработки! Лукавый, если захочет, может озолотить! А после?! Зацапает Лёвушкину душу — и в ад! Слава Богу, и в девяносто втором, и в девяносто третьем, — когда в их оборонном НИИ ничего, считай, не платили — моей зарплаты вполне хватало!

— Ох, уж эти мне современные женщины! Ты ей слово, она тебе — десять! Что печёшься о его душе — ладно, прощаю. Хотя, конечно, — дело не твоего ума. И вообще — не нашего. Господь ведает. И твоего Льва — а у него, знаешь ли, есть грехи потяжелей ведовства — своей милостью не оставит. Вразумит и направит на верный путь. Верю — что так. И ты тоже — верь. И молись. А более — повторяю — дело не твоего ума. Учти, Мария.

— Так ведь, отец Никодим, вы же знаете — каждый день молюсь за него беспутного…

— Мария, не перебивай! Знаю, что молишься — могла бы не хвастаться лишний раз. Соблазны, видите ли, одолели… ещё бы! Нет, те любострастные картины, которые так тебя испугали во сне — вздор. При твоём-то образе жизни… вот что, голубушка, скажи-ка мне лучше… нет! Погоди минутку. Исповедаться ты, считай, исповедалась, у меня есть ещё полчаса свободного времени — давай-ка выйдем из храма. Поговорить с тобой, чувствую, я должен не только как батюшка — отец Никодим… То, что ты забыла во сне не только слова молитвы, но даже и имя Спасителя — это, знаешь ли, настораживает… Очень нехороший симптом — свидетельствует о глубокой внутренней блокировке… Прости, Мария Сергеевна — это я по своей старой профессии…