Жорж Старков - Анархо

Однако, на следующий день, вместо очередных побоев была лишь комната, гнетущее молчание и женщина, что непонимающе вертела седою головой.

— Да, нет же! — тихонько возмущалась она. — Тот был худой, а эти — прямо кабаны, — кивала она на Барбера с Репьём и четверых статистов, так же лысых, бородатых и, как на подбор, коренастых и упитанных.

— Да, вы присмотритесь получше! — наседал следователь.

— Да, нету его здесь! — стояла на своём женщина.

— Я вас не тороплю. Приглядитесь. Хотите, я их повертеться заставлю?

— Я вам точно говорю, — не сдавалась женщина. — Чего вы меня уговариваете?

— Уговариваю? — сурово сдвинул брови следователь. — Мы тут, понимаете ли, ищем, с ног сбиваемся, потому что кто-то, видите ли, любит по ночам по улицам бродить! И я ещё и уговариваю?!

— Ну, я же не могу оговорить человека! Нет того лысого среди этих… — она на секунду замялась, окидывая всю шеренгу взглядом, — Среди этих лысых, — всё-таки закончила, уже совсем тихонько.

— Съел, сука… — прошептал себе под нос Барбер, только сейчас сумев как следует рассмотреть следователя.

На вид ему было чуть за сорок. Приземистый, чернявый с редкой проседью, чуть полноватый. Морщины глубоко въелись в лоб, а изрядно крючковатый нос нависал над полноватыми губами соколиным клювом.

— Мразь, — беззвучно прошелестел Барбер. — Мразь…

Мелкие капли оседали на замусоленном стекле и резво собирались в капельки побольше, а после весело скатывались вниз причудливыми извилистыми змейками. Наблюдать за ними — одно из немногих развлечений. Ещё одно — слушать сбивчивые рассказы деда — соседа по палате. Судя по всему, старик был либо не в своём уме, либо просто профессиональным врунишкой, страдающим деменцией. Ибо слишком быстро забывал, что и кому рассказывал, и часто вливал в свободные уши противоречащие друг другу истории. Был то подводником, то военным железнодорожником, то вообще собирался лететь в космос вместо Гагарина, да не срослось, естественно, по политическим мотивам. В общем, забавный старикашка, душевный…

И всё же, несмотря на столь занимательную компанию, Лидсу было невыносимо скучно. Больничный унылый быт казался мучительно угнетающим подвижность буйного естества. Ранний подъём, процедуры, отдых, редкие визиты врача… Хотелось в нормальный душ, без примесей хлопьев сыплющейся с потолка побелки. Приличной домашней еды, а не «каши из топора», да паровых котлет из перемолотых в нещадной мясорубке хрящей. Хоть какого-то более замысловатого движения, чем походы в туалет и обратно, да редкие прогулки по больничному двору.

В первые дни было не так скучно… Отбитая почка привносила в существование свой «чёрный юмор», провоцируя непроизвольное мочеиспускание прямо под себя. Катетер нерасторопные врачи сподобились поставить уже тогда, когда в нём не было особой нужды. Хотя чему удивляться? Пациент «бесплатный», да и от покупки «нормальных» лекарств отказывается…

Теперь всё было унылее. И накатывающая мутными волнами тошнота вовсе не добавляла веселья, а лишь вносила неясность в ситуацию: от чего же так хочется блевать — от сотрясения мозга или же от того, что этот самый мозг начинает отмирать от неимоверной скуки?

Редкие визиты сестрёнки разбавляли тягучий кисель ожидания выписки лёгкими нотками цветочной нежности, что оставляли в воздухе её духи. Правда, как только Оля уходила, контраст больничной обыденности с миром за пределами царства медиков, глухо бил деревянной киянкой по голове, повергая в ещё большее уныние.

Вот и сейчас, когда с момента прощания с сестрой прошло всего каких-то десять минут, чуть голубоватая серость здешних стен начинала давить с новой силой.

Телефон, один из тех редких неубиваемых технических раритетов от финнов, что не жалко брать на акцию, радостно завибрировал под подушкой, напрашиваясь на временное освобождение. На экране светилось: «Шарик» — и это не могло не радовать, но в то же время подсаживало в мозг ростки новой грусти. Ведь товарищ уйдёт, а Лидс останется…

— Здорова, Вова! — с напускным весельем, ответил Лидс.

— Здорова! — усмехнулся Шарик. — Или ещё нет?

— Нормально всё. Уже даже блевать не бегаю. Так, штормит иногда, чутка.

— Поздравляю. Спускайся, покурим, постоим…

Трое парней, набросив на головы капюшоны, ёжились на влажной скамейке у входа в травматологическое отделение. Мелкой мороси было далеко до настоящего дождя, но она будто подбадривала осенний холодок кусаться чаще и ловчее, заползать под толстовки и облизывать порывами ветра озябшую плоть.