Жорж Старков - Анархо

— Шпана ты, а не честный арестант! — беззлобно хохотнул водитель и протянул сразу две сигареты. Златановский лысый бородач любезно отмахнутся, Барбер же, помятуя о том, что наглость — второе счастье, забрал обе. Прикурил, с благодарственным кивком вернул зажигалку.

— А куда это мы прикатили? — решив, что втираться в доверие нет ни времени, ни особенного желания, напрямик вопросил Барбер.

— В суд, — легко и непринуждённо отозвался водитель. Видать никакой тайны в этом не содержалось.

— В суд?

— В суд, в суд, — не оборачиваясь, закивал он. — Вон там, — махнул рукой на угол многоэтажки, — в полуподвальчике.

— Суд в подвале? — не поверил Барбер.

— Ну, это ж тебе не областной какой… Мировые судьи, как раз для такой шантрапы, как вы.

— И когда заседание? — живо поинтересовался Репей.

— Да, прям сейчас. Только бумаги возьмёт, — кивнул водитель на соседнее пассажирское кресло, — и поедем сдавать вас по адресу.

— Как это так?! — возмутился Репей. — А мы разве не должны хотя бы присутствовать?

— А вы и присутствуете, — обернулся на клетку водитель, деланно серьёзно сдвинув брови. — Как раз сейчас стоите, слушаете, как судья приговор зачитывает, раскаиваетесь в содеянном, и обещаете, что больше так не будете! А, может, и не обещаете. Потом в бумагах глянете.

— Беспредел… — ухнув филином, упал Репей на твёрдую узенькую скамеечку.

— Это не беспредел, сынок, — криво но, даже как-то грустно, по-доброму, улыбнулся водитель. — Это служба такая…

Спецприемник встретил запахом извести и промозглой сырости. Ею пахнуло в самом предбаннике, когда от местных «серых» заправил новых гостей ещё не отделила узкая клетка, отгородившая угол небольшого коридорчика. В ней мучительно неторопливо плавал по застойному воздуху почти час томительного ожидания. За это время мысли о съестном превратились в маниакальные. В последний раз Барбер ел прошлым утром — не гоже идти на дело, а потом ещё и на схлёст, с полным брюхом. Нутро тоскливо и громко подвывало, привлекая внимание. Редкие проходящие мимо вертухаи глумливо поглядывали. Иногда даже делали в воздухе круговые движения, будто показывая малому ребёнку, как нужно работать ложкой. «Ам-ам… — приговаривали они пару раз. — Ам-ам…»

Наконец, руки бессовестно измазали чернью, грубо впрессовали, каждый палец по отдельности и ладони целиком, в форменную бумагу, отняли шнурки и ремень. Так, с уныло сползающими штанами и бесстыдно расхлябанными кроссовками, перед Барбером распахнула свои неприветливые двери первая камера. Отчего-то Репья поместили в соседнюю, вторую.

Сокамерники оказались немногословны. Глухо поздоровались, чуть лениво покосившись на новенького, указали варианты свободных «трёх досточек» для ночлега. Ровно столько полагалось на одного «гостя». Вдоль стен тянулись широкие деревянные нары, то тут, то там, закиданные одеждой и прочим нехитрым скарбом. Под торцевой стеной чернело приземистое, почти заподлицо с полом, «очко», над которым нависал угрюмый краник. «Глотка» здешнего унитаза была наглухо запечатана тряпьём, затянутым в прочный пакет. Очевидно, так обитатели спасались от тошнотворного запаха, что умудрялся просачиваться даже сквозь вакуум самопальной заглушки. Над туалетом, почти под самым потолком, в бетон стены вгрызлось зарешёченное продолговатое окно без стекла. Утренний свет, рассекаемый холодными прутьями, стелился по камере мягко, почти ласково.

— Это хорошее место! — в такт словам мелко кивал беззубый мужичонка, когда Барбер умостился на верхней наре в самом углу, аккурат под окном. — Только срать будут прямо под носом. Но, зато, когда вытяжку включать будут — не так холодно. Чуть дальше от окна — совсем дубняк, — кивнул он нервно трясущийся головой почти под потолок над дверью, в сторону вентиляционной шахты с решётчатым забралом. — На сколько опередили?

— Не уведомили, — не стал скрывать Барбер.

— А за что? — живо интересовался беззубый.

— За драку.

— Бывает, — сочувственно покивал беззубый. — Ты кого, или тебя кто?

— Слишком рано повязали. Мы не успели в этом вопросе разобраться.

— Ха! — почти по детски сверкнул счастливыми глазками беззубый, весело обернувшись на постояльцев. — Юморной парень!

Кажется, он хотел спросить что-то ещё, но дверь неприятно скрипнула, царапнув бетонный пол металлом обшивки. Молодой вертухай бросил всего одно слово: «Завтрак!» и обитатели камеры спешно заторопились на выход. Беззубый мужичок весело засеменил к двери, подтягивая свои сползающие засаленные трико. Бомж, что гнездился на нижней наре в углу под дверью, зашевелился и с каким-то суховатым скрипом сменил форму грязного катышка на нечто напоминающее прямоходящее существо. Седой осанистый мужик в растянутой тельняшке лениво зашаркал резиновыми сланцами. Пара молодых гопников, брезгливо сторонясь иных обитателей камеры, тоже пришла в движение по направлению к выходу.