Жорж Старков - Анархо

Грубые пальцы жестоко вгрызлись в колючую рыжую бороду, поворошили, чуть дёрнули колючесть «медной» проволоки, поползли по остриженной почти в ноль голове, крепко сжали шею, безвольно повисли, утонув в кармане. Долго гладили телефон, прежде чем вдавить нужные кнопки.

— Да! — раздался на другом конце линии чуть взволнованный голос Бэкхема.

— Привет, — сквозь глубокую затяжку почти прошептал Барбер. — Михин мелкий умер.

— Знаю уже. Что делать будем?

— А что тут сделаешь? — грустно усмехнулся Барбер, в последний раз кратко затянулся и «стрельнул» окурком подальше от детской площадки. — Я чего звоню — не трогайте его сегодня. Пусть с мыслями соберётся. Завтра поговорим. И Вове скажи…

— Да, это понятно. Вот жесть…

— Да уж, жесть. Пока.

— Пока, — попрощался в ответ Бэкхем и первым повестил трубку.

Серая неправильность пластикового прямоугольника нервно вертелась в пальцах. Оборот, ещё оборот и ещё… Барбер уже хотел было сам набрать Шарика, чтобы всё же не полагаться на изменчивую исполнительность Бэкхема, как до слуха донеслось диссонирующее, совсем безтраурное.

Двое парней, наверное чуть младше его самого, бесстыдно громко гогоча, уселись метрах в десяти, шумно, с «чпоком», откупорили пиво. Они смеясь жили своим временем. Наслаждались отведёнными минутами, вовсе не горя желанием делить с кем-то угрюмость задумчивости, неспешную растянутость размышлений, пресность обыденности. Они просто жили…

— Можно потише? — не оборачиваясь, попросил Барбер, листая телефонную книгу.

В ответ долетела недовольная басистая невнятица, уже через пару секунд снова переросшая в молодецкий хмельной смех.

— Потише можно?! — гаркнул Барбер, уже нажав кнопку вызова.

— Ты чего такой серьёзный? — донеслось от расплывшихся в кривых улыбках пришельцев.

Зелёный пластиковый совочек в очередной раз уверенно вгрызся в песок и, преисполнившись, выпрыгнул оттуда, возвещая о своей победе жёлтым сыпучим фонтанчиком. Стенки крохотного котлованчика бессовестно осыпались, но «генподрядчик» старался быть прилежным и раз за разом возвращал примитив детского орудия в ямку. Казалось, ещё чуть-чуть и глубина будет ровно на полную длину совочка. Но тут отец одёрнул, как-то неестественно улыбнулся, бросил коротко: «Ваня, пойдём домой».

Перебирая неуверенными ножками, малыш всё же с глубочайшим сожалением оглянулся на безвременно оставленный «объект». За нещадным бортиком песочницы его было совсем не видно. Зато на детский ясный взгляд попались двое дяденек. Один кручинно держался за голову, чуть раскачиваясь из стороны в сторону, грозясь упасть со скамейки. Второй полулежал, неестественно развалившись в шушукающейся жужалке и сплёвывал красное и тягучее.

— А чего они? — пролепетал Ваня, задрав вверх крохотную мордашку, уставившись на отца требующим ответов озёрным взглядом.

— Устали, — не оборачиваясь в направлении оттопыренного детского пальчика, пояснил Барбер. — Просто устали…

Тёмный балкон давил своей обшарпанной камерностью, а сигаретный дым снова вползал в лёгкие, пока супруга, под лепет двухгодовалого малыша, меняла миниатюрный непромокаемый комбинезончик на домашнюю, столь же крохотную, лёгкую одежонку. Так было всегда. Пока мать переодевала Ваню после прогулок, тот старался во всех подробностях поделится тем, что было и что будет, если мама вдруг захочет в следующий раз присоединиться. Но она не хотела. Почти никогда.

Сигарета недовольно уткнулась краснеющим рыльцем в чернь старой пепельницы. Последние струйки дыма шумно вырвались из лёгких, взобрались на пролетающие мимо невидимые потоки и, безжалостно теряя кудлатость, устремились в неизведанные дали.

— Ты что, совсем охренел?! — раздалось сзади холодно, даже жестоко.

— Ты о чём? — не оборачивать, вопросил Барбер, со вздохом потянувшись за новой сигаретой.

В последние пару лет задушевность разговоров с женой сводилась к хладности осыпающихся на бесчувственный камень упрёков, колкой ядовитости замечаний, опостылевшей пресности констатаций, из ряда: «Мы не можем себе этого позволить…» Барбер никогда не думал, что Оксана, его кроткая Оксана, его «солнечная девочка», воплотится карикатурностью самых пошлых старых анекдотов про семейную жизнь. Грустных анекдотов. Такие, как показала жизнь, тоже бывают.

— О том! — хрипло, с отчётливой ссутулившейся ненавистью отозвалась жена. — Ты что!? Ты драку там устроил?! На детской площадке! Ну, ты и мразь… При сыне-то. Хочешь, чтобы он таким же уродом, как и ты вырос?! Да, если бы…