Андрей вздрогнул, пришёл в себя. Осторожно, чтобы не порезаться снова, достал из мусорной корзины выброшенный натюрморт, вынул фотографию из рамки и сунул в шредер.
Напряжённым тяжёлым взглядом смотрел, как машина жадно сжёвывает её.
Марина выдохлась. Волдырь на указательном пальце лопнул, на его месте образовалась кровавая мозоль. Но дело было даже не в мозоли, просто у неё уже не хватало сил продолжать. Она попыталась лечь на нагретый солнцем цемент, но ничего из этой попытки не вышло. Наручники не давали откинуться на спину, а скособоченная нелепая поза, которую она могла принять, не приносила никакого облегчения, наоборот, мышцы мгновенно затекали, болели, и боль эта растекалась по всему телу.
К тому же она отчаянно хотела пить, в горле пересохло так, что было трудно глотать. Марина вдруг сообразила, что миска, из которой пил Чарли, находится не так уж далеко, в пределах досягаемости. Однако доступность эта была ложной – руки-то скованы!
А что, если…
Мысль была странной, но попробовать стоило. В любом случае она ничего не теряла.
Марина пересела, развернулась спиной к миске. Потом опустила руки вдоль колонны до самого пола. После чего улеглась на живот и вытянулась во весь рост. Цемент был горячим, обжигал её, но она не обращала внимания. Ногами нащупала миску и носками стала осторожно подтягивать её к себе.
Спавший в тенёчке Чарли при звуке шаркающей о цемент алюминиевой миски проснулся, заинтересовался происходящим, повернул голову. С удивлением увидел, как Марина, повернувшись, на бок, коленями подталкивает миску к себе.
Чарли, возмущённый посягательством на свою собственность, немедленно вскочил, встряхнулся и поспешил на её спасение. Но было поздно. Марина ухитрилась протолкнуть посудину к самой колонне. Тут же уткнулась в миску лицом и теперь жадно лакала, поглощая оставшуюся на дне воду.
Чарли недовольно гавкнул и, поджав хвост, сконфуженно вернулся на своё место. Понял, что опростоволосился, поэтому счёл за лучшее сделать вид, что ничего не случилось. Он широко зевнул, лёг и отвернулся от Марины. Вид пьющей из его миски дебила внушал ему истинное отвращение.
Андрей припарковался в переулочке недалеко от Никольского собора, посмотрел на часы и удовлетворённо кивнул головой. Самое правильное время: божественная литургия давно закончилась, до вечерни ещё два часа. Давненько он сюда не заглядывал. Вот уж обрадуется отец Агафангел неожиданному визиту.
И Андрей, представляя себе, как озарится, засветится голубоглазое лицо старого священника, неожиданно для себя рассмеялся. Давно надо было сюда приехать. Стыдоба да и только, что так затянул! Ладно, сейчас повинится во всём.
Во всём ли?
Да, во всём. Безусловно. За этим он и приехал.
Таня Строганова стояла в дверях номера 138 в «Отеле 27» и молча наблюдала, как капитан полиции Тишкин, коренастый веснушчатый мужчина лет тридцати пяти, роется в чемодане Марины. Ничего, кроме раздражения, действия капитана у Тани не вызывали, с её точки зрения он занимался совершенно бесполезным делом. Здесь же находился администратор отеля Валерий Фёдорович, лысоватый высокий человек неопределённого возраста, нервно поглядывающий то на Таню, то на оперативника.
Перебрав немногочисленные Маринины вещи, Тишкин, чувствовавший себя не очень уютно под пристальным скептическим взглядом Тани, со значительным выражением на лице закрыл чемодан. Ничего интересного он там не обнаружил. Ни малейшей зацепки. Ему сразу не понравилось это дело об исчезновении. Типичный бесперспективный висяк. В столице ежедневно пропадали десятки людей, большинство из них – молодые девушки, и найти из этого количества удавалось не более одного процента. Да и то в основном благодаря всяким случайностям. Ещё больше ему не понравилось, что Таня вызвалась его сопровождать. Однако отказать ей капитан не посмел, его непосредственный начальник генерал Рукавишников распорядился оказывать Строгановой всяческое содействие.
Собственно, на изучении содержимого чемодана пропавшей можно было осмотр закончить. Ванную и стенной шкаф капитан уже проверил, в тумбочку заглянул, посмотрел и под кроватью. Тем не менее Тишкин не спешил уходить. Уселся за столик, на котором лежал свёрнутый плакатик. Он развернул плакатик – это был графический портрет Леона Луно в роли Дуду, его знаменитого персонажа. Внизу плакатика чёрным фламастером был нарисован цилиндр с торчащим на тулье цветочком и написано несколько слов по-французски. Надпись завершал ещё один цветочек, после чего следовала подпись мастера и число.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу