Владимир Алеников - Странники терпенья

Андрей мгновенно успокоился. Уселся напротив неё, на пол, прикрикнул на по-прежнему лаявшего Чарли. Опять извлёк из кармана платок, вытер ей слёзы, высморкал нос.

– Ну да, ты права. Я тоже так думаю. Мы провели с тобой двое замечательных суток, ты сама так написала. Я бы даже сказал, удивительных, исключительных суток. Такое редко случается между мужчиной и женщиной. Так что постарайся не разрушать это, ладно? Мы с тобой находимся в центре уникального творческого процесса. Так что давай уважать друг друга. Это ведь очень просто на самом деле. Люди такие глупые, они все в какой-то постоянной дурацкой погоне за счастьем и не понимают, что счастье это, бывает, находится совсем рядом, только руку протяни. А они вечно ищут его чёрт знает где, вместо того чтобы оглянуться вокруг. Если ты хочешь заниматься творчеством всерьёз, то ты должна знать, что единственное, что нужно для этого, это… – он запнулся, подбирая правильное слово, – взаимопонимание… сотрудничество… единомыслие, вот! Ты меня понимаешь?

Она не понимала ничего. От боли и страха перед глазами расплывались какие-то разноцветные массы, они сталкивались и рассыпались, мешая ей сосредоточиться. Но она видела его вопросительные глаза и опять кивнула.

– Я знаю, что ты достаточно умна, чтобы понимать всё, что я говорю, – обрадовался Андрей. – Просто ты должна отдавать себе отчёт в том, что то, что я пытаюсь делать, это безумно важно. Крайне важно, понимаешь? И не только для меня, для моего искусства, но и для тебя тоже, может быть, даже в первую очередь для тебя, для перемен , которые в тебе должны произойти! – Он ласковым жестом пригладил её растрепавшиеся волосы. – Только не делай больше никаких глупостей, ладно? Доверься мне. Я – профессионал, понимаешь?

Она опять увидела вопрос в его глазах, машинально кивнула.

– Я так понимаю, что ты мне это пообещала, да? Ну, вот и славно. Так что мы с тобой опять друзья, да, Марина?

Она с ужасом увидела, что он протянул ей руку. Но выхода не было. Если она не ответит ему дружеским, успокаивающим жестом, он может опять разозлиться и ударить её головой об стену. И голова тогда точно расколется. Она и так еле держится, очень болит.

Надо дать ему руку!

И Марина вложила дрожащую ладошку в его открытую ладонь. Андрей с чувством пожал её:

– Я рад, что ты меня поняла. Мы ведь с тобой не случайные любовники на одну ночь, как большая часть всех этих кретинов!

Он кивнул на окно, как будто там, за окном, стояла толпа кретинов, жаждущих переспать друг с другом и разбежаться.

– Мы – друзья. Я даже больше скажу, мы – партнёры, объединённые одной общей целью. И мы до неё дойдём, правда?

Она снова кивнула, одновременно незаметно освободила руку.

– Ну вот и хорошо, – обаятельно улыбнулся Андрей. – А теперь давай встанем, вымоем лицо и будем завтракать.

На этот раз завтрак занял не более получаса. Марина сидела с отсутствующим лицом, ела машинально, не чувствуя вкуса, не понимала большую часть того, что он говорил ей.

А говорил Андрей много, всё больше загораясь, рассказывал о грядущих планах, о своих неосуществлённых замыслах. То ли умышленно, то ли и в самом деле не замечая её потухших глаз, он делился с ней своими мыслями о всеобщем застое в фотоискусстве, о выработанных повсеместно штампах, о необходимости встряхнуть фотографию, вывернуть наизнанку, показать миру то, чего ещё никто не решался…

Марина вылавливала какие-то знакомые слова в его речи, но они плохо складывались во фразы, и смысл ускользал от неё. Тем не менее она периодически кивала, поддерживала беседу, чтобы он не думал, что она не принимает в ней никакого участия. Голова уже не болела, но в ней засела какая-то тяжесть, давила на Марину, не позволяла ей как следует осмыслить происходящее.

Единственное, что она понимала, – это то, что нужно как можно скорее выполнить всё, что он от неё хочет, и тогда наконец он её отпустит. И она сможет убраться из этого красивого, ненавистного ей дома. И больше она сюда не вернётся.

Никогда!

И ни за что!

Они поднялись в студию и начали работать. Эта фотосессия решительно отличалась от предыдущих. Андрея словно подменили. Куда девался его внимательный, подбадривающий взгляд, обаятельная улыбка. Лицо стало жёстким, словно затвердело, и даже пластика его стала какой-то другой – теперь он двигался стремительней и резче.

Прежде он никогда не дотрагивался до неё, только просил принять ту или иную позу, изменить причёску, повернуть голову. Теперь он всё делал сам. Сам поворачивал Марину, складывал ей руки, лёгкими движениями лохматил ей волосы. Кружил вокруг неё, пристально вглядываясь, изучая, прикидывая.