Владимир Алеников - Странники терпенья

Сначала из черноты возник звук.

И-У! И-У! И-У! И-У!

Неясный, раздражающий, скрипучий звук деревянного настила. Доски ритмично отзывались этим саднящим поскрипыванием на чьи-то лёгкие шаги.

Потом появились ноги, детские ноги в белых носочках, обутые в коричневые пыльные сандалии с узорчатыми дырочками на мыске.

Сразу добавился ещё один непонятный звук:

ТУНК! ТУНК! ТУНК! ТУНК!

Вскоре прояснился и он – в выкрашенную масляной терракотовой краской стенку мерно ударялся ярко-оранжевый, размером с абрикос, резиновый мячик.

Андрей открыл глаза, поморщился. Звуки исчезли мгновенно, вместе с изображением, оставив какой-то неясный, раздражающий сознание осадок. Кроме этого, мешала изжога, не проходившая уже третий день. Андрей решительно мотнул головой, как бы отбрасывая от себя всё неприятное, потянулся, взглянул на часы – и тут же, сообразив, что проспал, рывком вскочил с кровати. Сунул ноги в мягкие замшевые тапки и поспешил в ванную.

Из зеркала на него глянуло слегка заспанное, небритое, но при этом (что он с удовлетворением отметил!), безусловно, не лишенное шарма лицо сорокатрёхлетнего мужчины (ну, положим, выглядит он максимум на тридцать пять, больше не дашь!). Длинные светлые волосы в сочетании с пронзительно голубыми глазами и тонким носом создавали ощущение возвышенной одухотворённости, а хорошо очерченный подбородок с ямочкой делал его лицо особенно выразительным. Такое лицо могло принадлежать либо художнику, либо музыканту.

На худой конец фотографу!

Андрей несколько секунд внимательно всматривался в своё отражение, потом внезапно рванулся обратно в спальню, где на столике лежал его любимый NICON, с которым он никогда не расставался.

Схватив аппарат, он вернулся в ванную и, задержавшись только на мгновение, быстро сделал несколько снимков. Потом укрупнил, чуть сдвинулся влево и щёлкнул ещё пару-тройку раз.

Чёрт его знает, этот утренний автопортрет может и пригодится…

Спутанные волосы, лёгкая небритость, утренний естественный свет, контражур, что-то в этом есть… Может, это как раз то, чего ему не хватает для выставки. Хотя он уже давно отобрал два десятка работ для этого венецианского биеннале, но всё тянул с отправкой, саднило ощущение, что изюминки в новой серии «Блики» так и нет.

Ладно, сейчас некогда, потом разберёмся.

Он отложил аппарат и полез под душ. Ещё через десять минут он уже стоял в джинсах, застёгивал свежую, кремового цвета, в продольную полоску сорочку. Рубашки Андрей всегда покупал на размер-два больше, чем нужно, и никогда их не заправлял. Ему нравилось, что они свободны в талии. С одной стороны, подчёркивается фигура, с другой – возникает определённый художественный облик. С фотоаппаратом в руках он вышел в залитый светом коридор, заспешил к лестнице.

Всё вокруг радовало глаз, улучшало настроение. По обеим сторонам на стенах висели работы его любимых мастеров – Энди Уорхола, Хельмута Ньютона, Беттины Реймс и других. На почётном месте, сразу за дверью, ведущей в студию, перед лестницей, красовалась «Нагая с листьями» Хидеки Фуджии. Андрей забежал в комнату, взял кейс, сунул туда аппарат, затем подошёл к большому, в полстены, окну, посмотрел вниз, во двор. Чарли уже проснулся, носился вокруг бассейна, с разбега бросался на траву, катался по ней, устраивал себе воздушные ванны. Погода в эти дни стояла отменная, для московского мая просто редкостная, жара почти июльская, даже купальный сезон открылся на две недели раньше времени. Global warming, глобальное потепление, – ничего не поделаешь.

Андрей понаблюдал за радостным Чарли, усмехнулся, с удовольствием окинул быстрым взглядом свои владения. Уже пятый год он живёт здесь, и всё не может привыкнуть, как ему посчастливилось с этим домом. Надо же, чтобы в центре Москвы жить как на даче.

Совершенно уникальное место!

Когда первый раз о нём услышал, даже не поверил. Специально поехал, чтобы убедиться, что не соврали. И убедился. Прямо у метро «Сокол» действительно расположился так называемый Посёлок художников, целый район двух-и трёхэтажных деревянных домов, то ли дачи, то ли особняки, называй как хочешь. Тишь, благодать, приятные лица вокруг. Райское место, короче говоря, лучше не бывает. Он как увидел, так сразу и решил, что жить хочет только здесь. Но, правда, пришлось почти три года ждать, никто из посёлка выезжать не собирался, дураков нету. А участки все давным-давно разобраны, их небось ещё при Сталине распределили. Но потом неожиданно свезло – вдова художника Ермолаева решила продать свой дом на улице Врубеля. К детям решила уехать, в Германию, на ПМЖ. Тут Андрей своего не упустил, всё мгновенно сделал, благо деньги на эту покупку давно уже были отложены, после продажи материнской квартиры ещё остались. Правда, отложенных на всё не хватило, доложил изрядно. К тому же ещё и свою двушку пришлось продать, куда деваться.