Чжан Мэн-лян - Годы бедствий

— Снова умерло несколько ребят, а Япошка еще больше свирепеет! — сказал как-то четырем друзьям Лю Те. — Придумывайте поскорее, как вам выбраться отсюда. А уж тогда мы вместе с ними рассчитаемся!

— Успокойся! Если умрем, то, конечно, все пропало. А если останемся живы — отомстим! — сказал Сяо-ма.

— Лю Те правду говорит. Надо выбираться отсюда и действовать! — решительно заявила Ван Шэн.

— Пусть хоть расстреливают, я все равно не стану учить японский язык! — твердо стоял на своем Дэн Сюн.

Только Чжао Сэнь затаил злобу на трех остальных и сидел, молча глотая слезы.

Через десять дней после того, как друзей посадили в карцер, Старая Мартышка приказал открыть дверь — четверо узников были живы! На лице Старой Мартышки было написано неподдельное удивление. «Очень странно, — думал он. — Что они, святые духи, что ли?» — и, холодно улыбнувшись узникам, он сказал:

— Мои сокровища, вы еще не подохли?

При виде своего заклятого врага Сяо-ма, Ван Шэн и Дэн Сюн рассвирепели. Каждое его слово только подливало масла в огонь. Камера была пуста, нечего было взять в руки, чтобы броситься на обидчика. Тогда они сгребли засохший кал и кинулись на Старую Мартышку. Но охранники избили их и снова закрыли в карцер. Теперь на ночь у двери карцера выставлялась охрана, и Лю Те не мог больше кормить и поить своих друзей. Для них начались новые мучения.

Когда их только посадили в карцер, Чжао Сэнь еще сохранял остатки мужества. Но теперь, увидев, что им грозит смерть от жажды и голода, он разрыдался и зло закричал:

— Это вы довели до того, что я должен напрасно погибнуть здесь! — Он рыдал целыми днями, совсем пав духом.

Товарищи уговаривали его:

— Не стоит жаловаться на свою судьбу, мы все должны питать злобу на городские власти! Этот исправительный дом все равно что могила — рано или поздно мы бы здесь погибли. Умрем — значит такая наша участь, а выживем — нужно до конца бороться за жизнь!

Прошло пять суток, и у ребят не осталось уже никаких сил. С первого взгляда было ясно, что они вот-вот умрут. Стоял август — в воздухе носились тучи комаров, они облепили тела несчастных узников. Они теперь не только голодали, но и сами стали пищей для комаров. И как раз в эти дни, когда жизнь четырех ребят висела уже на волоске, стало известно, что в исправительный дом приезжает комиссия. Директор Фан Жо приказал Старой Мартышке всех четверых перевести временно в больницу.

Надзиратели и охранники повели ребят в больницу. Они вышли во двор худые, как тени, глаза их были полузакрыты, каждый порыв легкого ветерка качал их, как тонкие тростинки. Сяо-ма с трудом занес ногу на ступеньку и вдруг услышал сзади шум падающего тела. Он обернулся — это потерял сознание Ван Шэн. Сяо-ма наклонился над другом и тут же услышал звук падения второго тела. На этот раз упал Дэн Сюн. Из носа и рта его потекла густая кровь, глаза закатились, и жизнь покинула его измученное тело. Сяо-ма привел в чувство Ван Шэна, а Дэн Сюну уже ничто не могло помочь. Трое ребят горько зарыдали над трупом друга. Чжао Сэнь испуганно лежал на земле, Сяо-ма также от страха присел на корточки.

— Идите к парадному выходу! — прикрикнул на них один из охранников и, указав на труп Дэн Сюна, добавил: — А этого — на свалку!

И трое плачущих ребят с трудом двинулись к выходу.

Они вышли на улицу и двинулись в южном направлении. Наконец они добрались до больших ворот, у которых стояли два охранника. Слева от ворот висела белая табличка с надписью «Женское отделение Тяньцзиньского исправительного дома». Войдя во двор, они свернули в какой-то узкий проулок и тут увидели две двери. На восточной висела табличка «Женское отделение», на западной — «Больница». Они прошли в западную дверь и попали в канцелярию. Здесь сопровождающие сдали их под расписку и ушли.

Так трое ребят попали в больницу.

Больница занимала большое помещение. В ней было несколько отделений: женское, смешанное, где лечились взрослые, и детское, или, как его называли, сиротское. В северной части здания размещались канцелярия и кабинеты врачей. Здесь были два врача: японец по фамилии Судзуки и китайский студент — эмигрант Бай Бин, получивший медицинское образование в Японии.

Сиротское отделение занимало большую, комбату в южной части здания. В нем стояли большие нары, на которых в два ряда — голова к голове — лежали более двадцати больных ребят. В комнате было грязно и сыро, стоял тяжелый, спертый запах. В больнице все время слышались леденящие душу крики, от которых волосы становились дыбом. Словом, здесь был ад не лучше самого исправительного дома. Трое пришельцев похолодели от страха.