Уильям Уортон - Пташка [litres]

Кажется, прошло совсем мало времени, а птенцы из третьего выводка уже готовятся выпрыгивать из гнезда. Трое желтеньких похожи на Пташку. Двое из них имеют отметины на голове, у одного крапина прямо над левым глазом, а у другого темная «шапочка», слегка смещенная вправо, словно одетая набекрень. Еще один темненький, как Альфонсо, а у пятого, последнего, темные крылья, светлая грудка и голова чисто желтого цвета. Пташка у меня настоящая героиня – таскает корм, чистит гнездо и вообще заботливо обихаживает весь свой выводок. На краю гнезда для них всех уже мало места, и птенцы начинают толкаться. К счастью, теперь нет опасности, что кто-то, выпав из гнезда, может замерзнуть. К концу третьей недели все пятеро покидают гнездо и оказываются на полу.

И тут я совершаю ошибку. Мне следовало бы забрать Альфонсо из гнезда и отселить его в отдельную клетку. Прежде чем я успеваю понять, в чем дело, Пташка начинает вить еще одно гнездо. Ситечка я ей на этот раз не предоставил, так что она начинает сооружать его в углу в задней части клетки, пристроив его между крайним насестом и стенкой клетки. Альфонсо успел напроказить, и теперь она в положении, и отступать некуда. Я разоряю гнездо, но она с яростной настойчивостью принимается за починку. Тогда я забираю из клетки весь строительный материал, но она начинает нападать на птенцов и выщипывать у них перышки так, что кажется, будто в клетке пошел желтоватый снег. Грудка и верхняя часть лапок у некоторых птенцов становятся совсем лысыми. Я сдаюсь. Она выглядит здоровой, поэтому я привожу в порядок гнездо, мою его и водворяю на место, добавив еще строительного материала. Она за один день успевает закончить работу и уже вечером откладывает первое яйцо.

И опять она откладывает пять яиц. Эту кладку она высиживает не очень старательно, и я уже почти начинаю надеяться, что на этот раз никто не вылупится. Тщетно я вглядываюсь, пытаясь найти в Пташкином поведении признаки усталости; она лишь вполне дружелюбно «пипает» в мою сторону и, несмотря на то, что вид у нее, конечно, несколько возбужденный, выглядит счастливой и довольной своей судьбой. Интересно, понимает ли она, что вольер полон поющих, щебечущих, шелестящих крыльями птиц и все они, за исключением Альфонсо, получается, вышли из нее. Мне даже не верится.

И опять во всей кладке ни одного «болтуна». Мне приходится оставлять дверцу гнездовой клетки все время открытой, чтобы Альфонсо залетал туда и помогал кормить птенцов. Не думаю, чтобы Пташка могла справиться с этим одна. Альфонсо отгоняет от этой клетки молодняк и проводит в ней с Пташкой бо ˆ льшую часть дня, а также всю ночь. Мне до смерти надоедает облупливать каждое утро сваренные вкрутую яйца, измельчать их и добавлять в корм. Запах этих двух яиц, да еще смешанный с запахом вилки, с помощью которой я их только что разминал, кажется мне отвратительным.

В этом выводке птенцы очень темные. Трое такие же темные, как Альфонсо, а у двух посветлее темные отметины на голове. В гнезде все так же тесно, как и раньше, а тут еще наступили жаркие дни. Я забираю Альфонсо из гнездовой клетки, как только первый птенец вскарабкивается на край гнезда. Нахожу на свалке старую клетку и подвешиваю в вольере. Мне не хочется его ловить – во-первых, чтобы не испугать. Я, конечно, лишусь даже того незначительного доверия с его стороны, которое с таким трудом завоевал, если начну гоняться за ним по вольеру и хватать его руками. А к тому же он может клюнуть так, что начнется заражение крови. Так что я просто вешаю эту клетку в вольере, оставляю в ней яичный корм, дожидаюсь, когда он будет в клетке один, а тогда подбегаю и захлопываю дверцу.

Забираю клетку из вольера и вешаю у окна над моим столом. Начинается громкое щебетание; «пипы» и «квипы» несутся в обоих направлениях. Альфонсо уверен, что я наконец показал свое истинное лицо. Интересно, что он говорит Пташке о таком развитии событий? Пташка разрывается: ей хочется покинуть гнездо, чтобы быть поближе к Альфонсо, и в то же время она понимает, что должна продолжать заботиться о птенцах. Наконец она подлетает к стенке вольера и смотрит на него сквозь сетку. Альфонсо разражается трелью, полной напускной храбрости. Я чувствую себя ужасно. Терпеть не могу, когда другие говорят мне, что делают то или другое ради моего же блага, а тут мне приходится точно так же обходиться с Пташкой и Альфонсо. Я уже почти готов посадить Альфонсо обратно к ней в клетку и посмотреть, что будет. Но меня останавливает мысль, что у них все начнется сначала и это убьет Пташку. И ей, и ему пора перенести послебрачную или, как еще ее называют, годовую линьку, а во время нее им будет не до птенцов. На рост нового оперения организм расходует много энергии, и для него это огромное испытание.