Карина Сайнс Борго - В Каракасе наступит ночь [litres]

Когда в консульстве меня, одетую в просторное черное платье Авроры, посадили перед небольшим цифровым фотоаппаратом, чтобы сделать снимок для биометрического паспорта, я на мгновение растерялась, не зная, улыбаться ли мне или, напротив, постараться придать своему лицу хмуро-напряженное выражение, какое обычно бывает у человека, страдающего хроническим запором (почему-то на паспортах и удостоверениях личности чаще всего встречаются именно такие фото). В конце концов я состроила обманчиво-грустную гримасу, полагая, что это выражение лучше всего соответствует тому, что́ было напечатано в документе, который я крепко держала в руках.

Уже выходя из консульства, я не удержалась и открыла плотную книжечку с надписью золотыми буквами «Европейский союз – Испания». Фотография была моя, но возраст и страна были другими, и я почувствовала, что паспорт каким-то образом соединил меня с чужой жизнью, полной радостей и несчастий, которые я не переживала и которые по этой причине не могла себе даже вообразить. О жизни Авроры Перальты я действительно знала мало, и тем не менее мне нужно было как можно скорее примерить ее на себя, погрузиться в нее с головой. Испанского паспорта, который мог стать билетом на выезд из страны, дожидалось огромное количество детей и внуков испанских иммигрантов. То, что я получила свой так скоро, было неслыханным везением. Мне действительно повезло, как иногда – хотя и очень редко – везет людям, которые дошли до последней степени отчаяния. Я знала, что я вовсе не Аврора Перальта, что я никогда ею не была и никогда ею не стану – во всяком случае, не полностью, не до конца. Но если у тебя есть только два пути: добровольно склонить голову на плаху или взять меч и сражаться, ты всегда можешь выбрать последнее. Этот паспорт и был моим мечом, моей Тисоной [41] Тисоˆна – меч легендарного испанского героя Родриго Диаса де Вивара, известного так же, как Эль Сид. Упоминается в «Песне о моем Сиде». Меч, предположительно являющийся Тисоной, в данный момент хранится в соборе города Бургоса и является национальным сокровищем Испании. , пусть она и досталась мне обманным путем.

«Сейчас не время для сожалений, – твердо сказала я себе. – Прими вещи такими, какие они есть, и делай то, что должна».

Моя решимость выжить во что бы то ни стало была крепка как сталь.

После ухода Сантьяго мое положение с каждым днем становилось все опаснее. Генеральша и ее банда вернулись с подкреплением – с ними пришли еще с десяток втиснутых в яркие легинсы женщин, чья нездоровая полнота казалась абсурдной в стране, население которого регулярно недоедало. Примерно половина из них заняли пустующие магазинчики на первом этаже нашего дома – по-видимому, это была часть стратегии, направленной на захват новых помещений. В одном из магазинов разместился штаб «Фронта женщин-освободительниц» – так гласила надпись на куске картона, который они прилепили скотчем к стене. В «штабе» постоянно торчали три или четыре женщины, остальные поступили в распоряжение Генеральши. Целыми днями они толклись в моей бывшей квартире, превращенной в продовольственный склад.

Судя по всему, Генеральше удалось одержать верх над громилами, которые пытались пустить ко дну ее прибыльный бизнес. Как бы там ни было, она по-прежнему снабжала черный рынок продуктами, которые выдавались только по карточкам. И днем, и ночью в мою бывшую квартиру приходили какие-то люди, шелестели пластиковыми пакетами с продуктовыми наборами и таскали огромные ящики с туалетной бумагой. У Генеральши и ее банды было все – любые товары, которые давно отсутствовали в продаже и которые нельзя было получить даже по карточкам и талонам. Я не сомневалась, что они продавали их по куда более высоким ценам, чем те, что были официально установлены для так называемых «народных рынков», организованных Революцией в попытке хоть как-то замаскировать отсутствие в продаже товаров первой необходимости. Сами они, впрочем, вряд ли торговали краденым с лотков, скорее сбывали свой товар оптом мелким рыночным «жучкам».

Теперь я поняла, чем так приглянулся Генеральше наш дом. Он находился неподалеку от одного из «народных рынков» и, таким образом, мог конкурировать с окрестными частными магазинами, в которых, впрочем, уже давно не было почти никаких товаров. Кроме того, Сыны Революции считали владельцев этих магазинов «спекулянтами», на чем Генеральша довольно умело играла: для городского «среднего класса», почти не получавшего государственных подачек, она была чем-то вроде ангела-спасителя, который помогал людям не умереть от голода. То, что она как раз и занимается той самой «спекуляцией», которую вожди Революции считали пережитком капитализма, саму Генеральшу нисколько не волновало. Для нее главным было набить собственный карман.