Карина Сайнс Борго - В Каракасе наступит ночь [litres]

Сантьяго по-прежнему стоял посреди гостиной, держа в руке черную маску с черепом. Я сделала ему знак молчать и, быстро шагнув к стене, приложила к ней ухо. Похоже, Генеральша и ее отряд еще не вернулись. Что ж, не все еще потеряно – нас они не слышали, и я могла оставаться в квартире Авроры еще несколько дней, спокойно обдумывая свой следующий шаг.

Вновь обернувшись к Сантьяго, я почувствовала себя выжатой досуха. Большего изнеможения я не испытывала даже после того, как выбросила мертвое тело из окна.

Сантьяго смотрел на меня почти таким же диким взглядом, как я на него, но глаза у него были какие-то оловянные. Он смотрел, как человек, который слишком долго блуждал в далеком, чужом краю. Впервые с тех пор, как я с ним познакомилась, я заметила в нем глубокий внутренний надлом. У Сантьяго было лицо человека, потерпевшего поражение и смирившегося с этим. Талантливый молодой студент-экономист, который все знал и все мог, исчез, испарился. Младший брат моей подруги выглядел как старик: на лбу залегли морщины, кожу покрывали шрамы – следы давних ссадин и рассечений. Он был настолько худ, что я могла рассмотреть набухшие вены, оплетавшие не слишком развитые мускулы, двигавшие его тонкие косточки. Одет Сантьяго был в потрепанные джинсы и красную рубаху с изображением глаз команданте на груди.

– Ну, Сантьяго, ты ничего не хочешь мне сказать?

Он поднял обе руки и вцепился пальцами в свои пыльные, давно не мытые волосы.

– Я хочу есть.

Я отправилась в кухню и вернулась с пакетом, в котором лежали два или три ломтика хлеба, немного галет, которые я нашла в глубине буфета, а также три банки консервированного тунца в масле, которые Аврора Перальта оставила на микроволновке. Сантьяго ел с жадностью. Он грыз галеты и запивал их подсолнечным маслом из банки с тунцом. Пока он ел, я открыла банку пива, которую нашла в холодильнике. Его вкус показался мне восхитительным.

– Если хочешь, на кухне есть еще несколько бананов.

Ответом мне был гулкий звук – это Сантьяго проглотил слишком большой кусок хлеба. Я принесла бананы, он очистил их и съел, потом допил остатки пива и вынул из кармана мятую пачку сигарет.

– Ты позволишь?.. – спросил Сантьяго чуть не с робостью.

– Мне все равно. На улице воняет, в доме воняет, так какая теперь разница?

– А ты разве не куришь?

– Бросила. Впрочем, оставь мне пару затяжек.

Сантьяго курил, зажав сигаретный фильтр между большим и указательным пальцами. Лишь какое-то время спустя он протянул мне все, что осталось от сигареты, и выпустил дым через ноздри.

– Когда меня отвезли в Ла Тумбу, то посадили в крошечную камеру без окон и без вентиляции. Меня продержали там целый месяц. Сначала я был один, потом туда же посадили еще двоих ребят из университета. Каждые два часа в камеру приходил кто-нибудь из СЕБИН [27] СЕБИН – Боливарианская служба национальной разведки. Орган внутренней и внешней разведки и контрразведки Венесуэлы, служба государственной безопасности; некоторыми описывается как тайная полиция. – из военной разведки, которая во время демонстраций захватывает в толпе активистов и вожаков. Они выбирали одного из нас и уводили по коридору. Час спустя жертву приводили обратно – избитую до потери сознания, с яйцами, которые превратились в студень, в желе…

Тут я поймала себя на том, что вот уже какое-то время внимательнейшим образом рассматриваю свои руки. Смотреть Сантьяго в лицо я была не в состоянии.

– …Они вовсе не хотели узнать, были ли мы знакомы друг с другом, являлись ли мы членами одной организации. Они нас просто били. Били методично и регулярно. Мы забьем тебя до смерти, членосос, ублюдок, говорили они. Мы отымеем тебя по полной. Мы расправимся с твоими родными. Кто научил тебя митинговать? Кто послал тебя на улицу? Самому молодому из моих сокамерников засунули в зад водопроводную трубу. Мне – ствол автомата. Они поворачивали его то в одну сторону, то в другую и смеялись. Они были очень довольны собой. Извини за такие подробности, но…

Я не ответила и не пошевелилась. Только не смотреть на него. Только не смотреть… Неужели я первая, кому он обо всем этом рассказывает?..

– За двое суток каждый из нас прошел через это по четыре раза. Потом нас построили в коридоре, несколько раз сфотографировали на телефон и снова заперли. Они всегда старались не бить нас по лицу, чтобы не оставлять синяков, чтобы потом можно было делать вид, будто с нами обращались хорошо. Наверное, именно эти фотографии они посылали Ане.