Владимир Шапко - Синдром веселья Плуготаренко

Зуева повернулась к окну. Но там тоже – тусклая лампочка с потолка высветила на стёклах рафинадные белые толстые корки. Не решилась хозяйка даже проложить вату между рамами.

Наталья не знала, куда смотреть. Словно винилась за мороз, который столько много нажёг снегу на стёкла.

Согреваясь после улицы, Алексей Сергеевич тоже глотал чай. Хвалился, как удачно купил сегодня на рынке двух уток. Одну, конечно, для вас, Наталья Фёдоровна. Как раз вам на Новый год. Он смеялся. Но глаза его за большими очками почему-то бегали. На манер блудливых рыбок в аквариумах.

Супруги пришла после девяти. Наталья была уже в одном халате, без белья. Ей было неловко. Когда потянулась на холодильник за печеньем, вдруг увидела голодный взгляд Алексея Сергеевича. На заголившемся своём бедре. Тут же запахнула халат, чуть не выронив плетёнку. Густо покраснела. Странное охватило чувство. Чувство женской подлости своей… и беззащитности.

Таня ничего не заметила. Сказала только: «Осторожней, холодильник опрокинешь».

Наталья встала, сходила в комнату.

– Вот, Алексей Сергеевич. Деньги за утку.

Отвернув лицо, стояла перед ним, собрав полу халата в кулак.

– Зачем ты нас обижаешь? – спросила Татьяна.

Но Ивашова была непреклонна: нет, пожалуйста, возьмите.

Супруги, что называется, крякнули и начали собираться домой. Опять на улицу, опять на мороз. Сейчас уже около тридцати, а ночью будет ещё холоднее. Если бы не прогулки для Татьяны перед сном, из дому бы и не высунулись. Алексей Сергеевич живот беременной жены обернул шалью, надел теплое пальто на ватине. Стал сам одеваться.

В толстом этом пальто, в двух шерстяных платках и тёплых рукавичках жена стояла раздутой матрёшкой. Только матрёшкой не краснощёкой, а больной, серой. Потянулась, поцеловала Наталью, и они вышли.

На улице супруг сказал:

– Зря ты лезешь в её жизнь… Странная женщина… Застенчивая и бесстыжая… И два жениха эти её… Ты же и будешь потом виновата… Если что…

Супруга будто не услышала его:

– Обиделась Наташа. Отфутболили мы её с Новым годом. А сейчас откупиться твоей уткой даже не смогли.

Чуть погодя спросила:

– Как ты думаешь: кого она выберет? Еврея или инвалида?

Крупный мужчина осторожно вёл маленькую женщину. Рассмеялся – ну и сопоставила! Чуть погодя серьёзно сказал:

– Не знаю. Но Фрейд тут точно отдыхает. Прямо собака на сене. Собака на сене зарайского какого-нибудь уезда.

Под фонарями рождались две слившиеся тени и уходили в темноту…

На другой день в свой обеденный перерыв Наталья продвигалась по большому гастроному на Ленина, набирала в корзинку продукты для Нового года.

Деревенская неизбалованная девчонка, в детстве и юности Наталья неплохо готовила. Всему научилась у матери, большой мастерицы. Могла завести и поставить тесто, завернуть потом из него любой пирог – мясной, рыбный, сладкий. Пирожки со всякими начинками, пельмени, холодец – тоже она знала и делала. Там же в деревне солила огурцы, капусту, грибы. Умела даже коптить и вялить рыбу, вылавливаемую по ночам отцом и братом Вовкой, добытчиками-браконьерами. Всё это забылось в городе, когда болталась несколько лет в общежитии, а потом на птичьих правах у подруги, которая к кухне своей никого не подпускала. Да и позже, оставленная уже в квартире одна, готовила редко. Простой борщ, щи, каши какие-нибудь по утрам. Лень было даже покупать мясо на рынке, чтобы приготовить котлеты или гуляш. По вечерам обжиралась колбасами, ветчиной, сырами, готовой выпечкой. Благо всё это было везде, в любом гастрономе. По теперешним временам денег было всегда в обрез. От зарплаты до зарплаты. Но жила одна и на это хватало.

Вечером долго разглядывала на разделочной доске большую склизкую рыбину. Словно не знала, что с ней делать. Палтус. Большой чёрный палтус. Наутилус с погасшим глазом. Вытащенный на берег… Наконец, стала резать на куски. Крепкая башка ножу не поддавалась. Трусливо, закрывая глаза, рубила её кухонным тесаком Алексея Сергеевича. Потом в большой кастрюле (тоже Алексея Сергеевича, своего ничего нет) завела-поставила тесто. Для этого всё купила: и муку, и дрожжи, и яйца. Варила картошку и овощи на винегрет. Огурцов к нему консервированных тоже взяла в гастрономе. Пресловутый салат оливье не стала готовить – из принципа. Всё – только русское. Пусть инвалид оценит. Поставила на всю ночь вариться свиные ножки и говяжью лытку – на холодец.

В постели думала, почему Плуготаренко не даёт о себе знать. Не показывает себя, солнечного, в дверях. Или хотя бы напротив здания почты. Сегодня 29-е. Через два дня Новый год. В темноте Наталье казалось, что она сейчас видит далёкую закулисную возню в доме на Лермонтова. В квартире на первом этаже, Где инвалид наверняка рвётся на сцену, рвётся играть, а мамаша его не пускает, оттаскивает, задергивает занавес.