Натан Энгландер - Ради усмирения страстей [Литрес]

– Короче, Гюнтер примчался к нам сразу после представления в самых верхах, где его ассистентке красавице Лейне жена одного чиновника рассказала в дамской комнате про фокус с поездами – вот это настоящие чудеса. Они приезжают полные – так плотно набитые, что детей заталкивают поверх голов взрослых, когда для взрослых больше нет места, а возвращаются назад пустые, как будто там никого и не было.

– А евреи как же? – спросил Мендл. – Что с ними происходит?

– Ловкость рук, – ответила она, плеснув виски на стол и делая пассы, как во время представления. – Классическая иллюзия. Вот они есть, вот их нет.

По словам той чиновницы, увидевшие это падают в обморок – так их потрясает масштаб этой иллюзии. Миг – и волшебник стоит, перед ним поле, забитое евреями, а потом ничего. – И она помолчала для пущего эффекта – зная законы театра не понаслышке. – И поезд пустой. Волшебник остается на платформе один. И никаких следов – только обычное облачко дыма. И этот фокус, облачко за облачком, он повторяет двадцать четыре часа в сутки.

Как только Гюнтер узнал об этом, он и думать забыл о Друкенмюллере с его голубями, а все его мысли были о том, что ему рассказала Лейне. Сядет, бывало, в баре и пытается повторить этот фокус с кроликами – превращает своих серых ушастиков в разноцветные облачка – когда розовые, когда фиолетовые, а иногда просто серые. Клялся, что не остановится, пока не освоит этот номер в совершенстве. Хотя он знал, ясно же, что у него ни за что так классно не получится, как с еврейскими поездами. Я так и сказала ему, когда он спросил, что я думаю по этому поводу. Гюнтер, говорю, чтобы добиться выдающегося результата, одной ловкости рук мало. И в этот момент Мендл почувствовал ее руку на своем колене.

Потратив чуть-чуть времени лишь на то, чтобы допить виски, Мендл поспешил в вагон к махмирцам и пересказал ребе жуткую историю, которую только что услышал. Мендл был у ребе любимчиком. Пусть не всегда прилежный в служении Богу, Мендл был исполнен Его духом, и ребе это видел. Вот почему он пренебрег запретом на сплетни и воспринял всерьез совершенно невероятный рассказ своего ученика.

– Быть такого не может, Мендл! – сказал ребе.

– Их жестокость не знает границ! – возопила вдова Рейзл.

Ребе сидел молча несколько минут, думая о событиях последних лет и о загадочной судьбе всех тех, кто исчез до них. И решил: должно быть, так оно и есть, как рассказал Мендл.

– Опасаюсь, – сказал он, – что эта сплетня, которую принес Мендл, чистая правда. Учитывая, насколько она важная, в данных обстоятельствах повторять эту пустую болтовню не грех. – Ребе поглядел на летящий за окном пейзаж и подергал за свою несуществующую бороду. – У нас нет другого выхода, – сказал он. – Только одно нам остается…

Последователи махмирского ребе все обратились в слух.

– Будем кувыркаться.

В детстве Мендл бывал в цирке. Во время трехдневных гастролей он пробирался в шатер, не пропуская ни одного представления, – прятался под полукруглыми скамьями, смотрел в просветы под ногами тех зрителей, у кого они не доставали до посыпанного сеном пола.

И хотя его память не удержала ни одного номера или смелого трюка, он – помимо сверкания блесток в самых неожиданных местах – запомнил, как убедить других артистов, что они настоящие гимнасты. Секрет прост: нужно выкрикнуть одно только слово: «Ап!» Усвоив это слово, махмирцы высыпали в коридор и принялись упражняться.

– Еще время от времени надо хлопать в ладоши, – сказал им Мендл.

Ребе был в преклонных летах и потому больше хлопал и кричал «ап», а не прыгал.

Кто бы мог подумать, что у вдовы Рейзл руки гнутся во все стороны и что Шмуэл-Берл может ходить на четвереньках вверх тормашками, точно краб? Мендл пытался подтянуться на багажной полке, упал и расхохотался, лежа на полу. Остальные тоже засмеялись, напряжение спало. В их вагоне в конце поезда царило веселье. Голова шла кругом при мысли о том, какой выход даровал им Господь. Они смеялись не как обреченные, а как свободные люди в свободной стране.

Но тут вмешался ребе.

– Даже в самой непривычной ситуации нельзя отступать от законов, – сказал он. – Поэтому, как и по законам касательно пения, женщине положено кувыркаться только в сопровождении другой женщины, а мужчине не положено ловить женщину – хотя мужьям дозволяется подхватывать прыгающих жен.

И часу не прошло, как стало понятно истинное положение дел: ослабевшие от голода и болезней, непривычные к подобным упражнениям, они вдобавок ко всему понятия не имели об акробатической технике, и поезд к тому же еще трясло. Как минимум они нуждались в дальнейшем руководстве. Чтобы им подсказали прием-другой, и уже от этого плясать.