Выбираясь на свет из канализации, Мендл даже сразу не понял, по какую сторону стены очутился. В Хелмском гетто царила суета. Если бы не лохмотья на всех без исключения евреях, можно было принять это за обычную толпу, как в любом большом многонациональном городе.
– Что такое? В Хелм вернулся цирк? И кондитерские затоварились лакрицей? – поинтересовался Мендл у сиротки Иохевед, хватая ее за руку и преподнося ей на ладони маленькую картофелину, которую она тут же выхватила. Девочка подняла на него глаза, слезящиеся от ветра.
– Мы все будем жить на ферме, надо поторапливаться, не то опоздаем на поезд.
– На ферме, говоришь. – Он потянул себя за бороду, наклонился к ней, пока его лицо не оказалось вровень с ее личиком. – И там будут коровы, которые дают молоко?
– И утки, – ответила Иохевед и побежала дальше.
– Жареные? Или глазированные по-китайски?! – крикнул он вслед, хотя она уже растворилась в толпе, скрывшись с проворством, усвоенным всеми детьми, которые еще оставались в гетто.
Он ни разу в жизни не ел глазированную утку, знал только, что бывает такая. Пробираясь в толпе взбудораженных обитателей гетто, Мендл мечтательно гадал, какова она на вкус: как когда вгрызаешься в яблоко в карамели, или корочка у нее нежная и темная, как на обмазанном желтком хлебе. И пока он спешно искал ребе, от таких мыслей сводило живот.
Приказ был коротким: брать с собой в поезд лишь самое необходимое. Большинство жителей собирали в дорогу скудные запасы еды, кое-какую одежку да пару-тройку фотографий. То тут, то там в буханку хлеба закапывалось колечко с бриллиантом, жемчужное колье змейкой заползало в шерстяной носок.
Истолковать подобное требование хасидам Хелма было отнюдь не просто. Как и во всяком городе, где живут хасиды, здесь сложились две отдельные группы. В Хелме их называли «ученики Мекиля» и «хасиды Махмира». Ученики Мекиля жили разболтанно, соблюдали обряды не строго, притом что буквы закона держались. Из-за простоты ритуалов и налета эпикурейства в поклонении Богу у них было больше сторонников – их насчитывались тысячи.
Хасиды-махмирцы, напротив, отличались крайней строгостью. Если пост полагалось держать один день, они воздерживались от еды за день до этого и морили себя голодом еще целый день после – на тот случай, если вдруг в исчислениях по лунному календарю они просчитались в фазах луны. Так же, как к постам, относились они и к остальным предписаниям еврейского закона. И усердствовали даже не вдвое, а втрое, порой отключаясь еще до двенадцатого [10] В Песах во время седера каждый должен выпить четыре бокала вина.
бокала вина, которое полагается на седере в Песах. Подобное рвение требует самоотверженности. А учитывая большую продолжительность их праздников – до трех недель кряду, – отнимает и немало времени. Махмирских хасидов, включая детей, насчитывалось менее двадцати человек в тот день, когда закрыли гетто.
Поначалу передававшийся из уст в уста как слух, указ привел людей в замешательство. Обитатели гетто пытались подключить логику, основываясь на пересудах, недоверчиво пощелкивая языком. Отцы семейств терли виски и, зажмурив глаза, пытались отыскать рациональное зерно в такой прямо-таки из ряда вон выходящей ситуации.
Чтобы как-то успокоить своих перепуганных собратьев, главе мекильцев пришлось издать собственный указ. Взобравшись на товарный вагон и опираясь на ручку метлы, которую взамен трости красного дерева для него подпилили и любовно отполировали, он пояснил, что «необходимые вещи» означает все то, что может понадобиться для обустройства дачи. В ответ на вопрос, который выкрикнул кто-то из толпы его последователей, он объяснил, что дача предположительно будет без мебели. Закончив речь, он для вящей убедительности пристукнул метловищем – гулкое эхо под его ногами прокатилось по пустому чреву вагона.
И мекильцы отправились паковать кроватные рамы и комоды, гамаки и шезлонги – все, что семьям может пригодиться на новом месте. Раввин же махмирских хасидов в своей запредельной строгости (а также наперекор мекильцам, допускающим постыдные поблажки) истолковал «необходимое» как ничего, кроме исподнего, ибо все остальное – излишнее украшательство.
– Даже наши талиты? – спросил Файтл, немало удивившись.
– Даже волосы на бороде, – ответил ребе, принимая во внимание суровость их положения.
Его последователи содрогнулись, все, кроме Мендла – тот был занят: раздавал кучке собравшихся картофелины. Никто не ел. Все ждали благословения от ребе. Но он отказался от своей доли:
Читать дальше