Хелен Брайан - Долина надежды [litres]

Но потом, когда смысл его слов окончательно дошел до нее, она с тревогой уставилась на отца. Он всегда относился к ней с любовью и, когда на Софию жаловались учителя или гувернантка, неизменно находил повод простить дочери недостатки, мягко пожурив тем, что ей следовало бы вести себя лучше. До сих пор она еще не сталкивалась с его гневом, а упоминание о матери буквально потрясло ее. Немногие вещи могли задеть Софию за живое, но она знала, что ее мать Кэтрин была святой – красивой, доброй и всеми обожаемой – и что она умерла, дав жизнь Софии. Осознание этого тяжким грузом лежало у нее на сердце. И вот теперь отец, который всегда пылинки сдувал с нее, внезапно продемонстрировал строгость и жестокость. А что, если он действительно намерен до конца дней оставить ее в детской?

Это было бы ужасно, просто ужасно!

Она попыталась ответить ему в привычной дерзкой манере, но не выдержала и расплакалась. Заливаясь слезами, она твердила, что против нее ополчились все и вся. Она ненавидит жизнь в Лондоне, она ненавидит гувернантку, она ненавидит своих учителей. Они все ненавидят ее. Она ненавидит властную миссис Беттс и глупое домашнее хозяйство. Во всем этом виновата ужасная леди Бернхэм, везде сующая свой нос старая сплетница! Ужасная и уродливая старуха!

У лорда Графтона внезапно открылись глаза. Осознав наконец, как окружающие относятся к Софии, он пришел в ужас. Как могла его прелестная, милая Кэтрин произвести на свет столь злобное создание? Леди Бернхэм была права: девчонка никогда не выйдет замуж, ее нельзя навязывать ни одному мужчине и его достойному семейству, ибо она просто неспособна воспитывать детей. Значит, роду Графтонов суждено прерваться. Список ее прегрешений был достаточно длинным. То, что она забылась и нагрубила леди Бернхэм, было ужасно само по себе, но узнать, что она недостойно вела себя еще и с миссис Беттс! Грубость по отношению к старому и доверенному слуге, по мнению лорда Графтона, выглядела мелочной подлостью, и до такого не могла унизиться никакая женщина. Для него это был самый страшный из грехов Софии.

И что, ради всего святого, теперь делать? Он потер глаза и попытался сосредоточиться. Когда буря наконец утихла и София принялась жалобно хныкать, уткнувшись в носовой платок, он прибег к своим дипломатическим навыкам переговорщика, коими заслуженно славился.

Сохраняя строгий тон, виконт заявил, что, пожалуй, еще не поздно все исправить. Если София сумеет уговорить своих учителей остаться, если он будет удовлетворен их отчетом о ее успехах, если миссис Беттс подтвердит, что София ведет себя с нею уважительно и вежливо, как того вполне заслуживает экономка, если она извинится перед миссис Беттс и станет усердно изучать домоводство и, самое главное, если ее манеры по отношению к леди Бернхэм будут таковыми, какими им и надлежит быть, то не исключено, что она сможет побывать на своем первом балу, когда ей исполнится тридцать. А он и пальцем о палец не ударит, дабы помочь ей, поскольку всего вышеперечисленного она должна добиться сама. Доказательством же станут исключительно доклады учителей, миссис Беттс и всех прочих.

– Но они же все настроены против меня и… Тридцать! О, это несправедливо ! – запричитала София. Она вновь расплакалась и уткнулась в носовой платок.

Лорд Графтон, никогда не повышавший голоса, взорвался:

– Молчать! Я еще не закончил. Моя дочь должна усвоить, что исполнение моих желаний – это не только ее долг, но и благо.

– Но почему, папа? – всхлипнув, угрюмо осведомилась София.

– Потому что, когда моя дочь докажет своим примерным поведением, что достойна любви своего отца и научилась вести себя в манере, подобающей ее положению, она получит ежегодное содержание на наряды после того, как ей исполнится шестнадцать.

– Что? – София едва не подавилась слезами. Неужели она все расслышала правильно?

Лорд Графтон повторил то, что только что сказал насчет выделения ей денежного содержания, но добавил, что заслужить его она должна собственным трудом. Он напомнил ей о том, что чуть больше чем через три года она достигнет возраста, в котором ее мать вышла замуж. В шестнадцать лет Кэтрин была прекрасно образована и заслужила всеобщее уважение своей добродетельностью, достойным поведением, вежливостью и вниманием к собственному долгу. Она была элегантной и скромной и обладала очаровательными манерами. Она была всем, чем должна быть женщина, подлинным украшением своего пола и семейства Графтон. И он хочет, чтобы именно такой стала и София.