Шандор Ласло-Бенчик - В тугом узле

Марци заметил, что его никто не слушает. Все занимались своими делами. Виола пел, Рагашич рассказывал анекдоты, я мечтал о прекрасном будущем. Яни Шейем о чем-то шушукался с папашей Таймелом. Тогда Марци разошелся не на шутку. Вместо примерного тихони перед нами предстал рассвирепевший буян; он сильно дернул Яни Шейема, придвинув его вместе со стулом ближе к себе.

— Между прочим, у меня своя голова на плечах, господин Яни!

Шейем ничего не понял, просто улыбнулся с видом священника, отпускающего грехи.

— Все нормально, парнишка. Но, видно, до сих пор ты на ней сидел?

— Плевать я хотел на твои сентиментальные истории.

— Что?!

— Ты мне порассказал тут всякого сентиментального бреда, дорогой Яни. С воспитательными целями, не так ли? А я плевать на все это хотел.

— Тебе, видно, наше застолье не впрок пошло, сынок? Я нервничаю, когда блоха вроде тебя начинает рядом со мною чихать!

— Да?! Значит, сейчас перед тобой блоха чихает? Не по душе мои слова — так сразу блоха чихает?! Разве ты сам не чихал когда-то на педагогические упражнения учителей и старших?! А теперь сам из сентиментов скроил для меня педагогическую сказочку с воспитательными целями!

Яни Шейем обиделся на Марци всерьез:

— Ну-ка, малыш, живо на горшочек, пусть тебя как следует пронесет!

— А я прошу меня не воспитывать! Терпеть этого не могу!

Бунт Марци Сюча на этом завершился, потому что Виола, бросив взгляд на часы, стал колотить по пустой бутылке ножом:

— Господа, гудок!

В обычные дни мы сразу же откладывали инструменты, прекращая работу. Мы и сейчас, как кавалерийские скакуны, встрепенувшись при звуках горна, приняли вид солидных добропорядочных мещан, которые после работы торопятся домой, отложив решение разных проблем и спорных вопросов на следующий день.

Правда, Марци Сюч заронил в нас сомнения в честности нашего бати, и червь подозрительности продолжал делать свое дело в душе каждого из нас. Он нашептывал нам всякое о премии Яноша Канижаи. О мнимой премии. Но ведь она могла быть и на самом деле. Вполне могла…

И при этом бригада единодушно злилась на Марци. К чертям собачьим его грязное воображение! И зачем только он вылез с этой дурацкой премией?!

Я подумал тогда, что злость эта довольно тревожное явление. И вообще, почему людям нужно сердиться на человека, который говорит пусть горькую, но правду.

Пожалуй, больше всего нас смущала неопределенность, она бередила ум и душу, вызывая нежелательную реакцию.

Пока мы ждали автобуса, Яни Шейем вдруг запричитал:

— Ой-ёй-ёй, господа, у меня до вечера пропасть времени! Кто мне поможет? Можно убить время в киношке, можем смазливых девах подцепить и вместе чуток повеселиться… Словом, кто со мной?

Но у всех были дела, всех где-то кто-то ждал, ни у кого не было свободного времени для развлечений. Мы невольно обратили взгляд на Марци, у того всегда было свободное время. Тот пожал плечами, мол, мне все одно. Но Яни тут же отказался:

— Я не хочу, чтобы этот щенок шел со мной. У нас с ним разный образ мышления.

Мы вместе тряслись в автобусе, но все меньше разговаривали друг с другом. У нас пропала охота к розыгрышу, подтруниванию. После проведенного вместе времени остался осадок, как пепел после костра, под которым тлели угольки недоверия и сомнений, незаметно накапливая силы для будущего пожара. Итак, несмотря на внешнее спокойствие, внутренний мир в нашей команде восстановлен не был, прежняя гармония исчезла. Мы смиренно сносили присутствие друг друга, ощущая при этом какую-то странную, горькую неудовлетворенность, причем объяснить причины ее возникновения было почти невозможно.

Нам недоставало чего-то. Человека, который взял бы на себя роль аккумулятора, завел бы честную компанию, включив общий двигатель. Человека, умеющего думать сразу обо всей бригаде. Не имело значения, на какое совместное действие он смог бы нас сподвигнуть, но только это и могло вывести нас из состояния заторможенности, заставив глубоко и радостно вздохнуть, вновь обрести способность чувствовать. Кто-то должен был чуть тронуть качели. Бывают случаи, когда приходится выбивать клин клином.

Нам не хватало Канижаи? Я считаю — да. Несмотря на то, что именно он вроде бы был повинен в нашем разладе. Несмотря на все его ошибки и заблуждения.

Что в данной ситуации предпринял бы батя? Не знаю. В чем секрет его силы? Не знаю. В чем причина его все более частых грехов и ошибок? Тоже не знаю.

— Ну, значит, коллеги, до завтра… — распрощались мы друг с другом на площади Борарош и разошлись в разные стороны.